— Не надо, — предостерег Юризиан, не отрывая взгляда от панели управления.

— Почему? Ты сам сказал, что может не получиться, а время не на нашей стороне.

— Не применяй силу. Как ты мог заметить, каждая из дверей не менее четырех метров в толщину. Разумеется, ты в конечном счете пробьешься внутрь, но это будет не слишком быстро, а применение силы может активировать системы защиты.

Гримальд опустил булаву.

— Я не вижу никакой защиты.

— Да, не видишь. В этом их сильная сторона и основная причина, почему здесь нет ни живых, ни аугментированных стражей.

Он говорил, не отрываясь от работы. Четыре из шести рук Юризиана трудились над консолью: нажимали на кнопки, дергали пучки проводов и кабелей, связывали их, соединяли, переставляли местами, настраивали выключенные экраны. Нижние серворуки теперь крепились рядом с наспинным ранцем, держа болтер и силовой меч.

— Смотри, — продолжил Юризиан. — Только в этом коридоре в стенах двести углублений толщиной с иглу, расположенных в десяти сантиметрах друг от друга.

Гримальд проверил стены. Его визор моментально заметил одно отверстие, и теперь рыцарь знал, где остальные.

— И это?..

— Защита. Одна из ее частей. Применение силы — неважно, насколько праведной, — задействует механизмы за этими отверстиями — а такие отверстия есть во всех коридорах и залах по всему комплексу — и распылит токсичный газ. Я полагаю, что газ атакует нервную и дыхательную системы и особенно ядовит для биологически незваных гостей.

Магистр кузни кивнул в сторону Кирии.

Крозиус Гримальда померк, когда рыцарь отпустил руну.

— Есть ли другие защитные системы, которые мы не заметили?

— Да, — сказал Юризиан. — Много. От автоматических лазерных турелей до экранов пустотных щитов. Простите меня, реклюзиарх, раскодирование требует всего моего внимания.

Это было три часа назад.

Наконец открылись двери на четвертый подуровень. Кирии воздух показался колючим и холодным, и она поплотнее закуталась в плащ.

Гримальд этого не заметил. Юризиан прокомментировал:

— Температура на приемлемом для жизни уровне. У тебя не будет никаких долгосрочных последствий. Так обычно бывает в оставленных на минимальном энергообеспечении комплексах Механикус.

Женщина кивнула, стуча зубами.

Перед ними тянулся коридор, расширявшийся в конце к гигантским двустворчатым дверям, запечатанным, как и все другие двери, встретившиеся им на пути. На тусклом сером металле на готике было отчетливо вырезано единственное слово:

«ОБЕРОН»

Вот почему Гримальд не обратил внимания на то, что Кирия дрожит от холода. Реклюзиарх не отрывал глаз от надписи, каждая буква которой была размером с самого Храмовника.

— Я был прав, — выдохнул он. — Это он.

Юризиан был уже у двери. Одна из его человеческих рук ударила по поверхности запечатанного портала, пока другие порхали над терминалом в стене поблизости. Сложность консоли была невероятной в сравнении с теми, что располагались у предыдущих дверей.

— Он так прекрасен… — В голосе технодесантника одновременно звучали нерешительность и благоговение. — Он так величественен. Он переживет даже орбитальную бомбардировку. Даже использование циклонических торпед по ближайшим ульям едва ли нарушит защиту этого зала. Он защищен пустотным щитом, бронирован лучше любого бункера, который я когда-либо видел… и запечатан… миллиардом или даже большим числом отдельных кодов.

— Ты справишься? — спросил Гримальд, бронированной ладонью поглаживая «О».

— Я никогда не видел ничего столь удивительного и сложного. Это будет все равно что нанести на карту неба абсолютно все звезды.

Гримальд отдернул руку. Казалось, он не услышал ни слова из объяснения.

— Так ты справишься?

— Да, реклюзиарх. Но понадобится от девяти до одиннадцати дней. И я хочу, чтобы ты прислал моих сервиторов, как только вернешься.

— Будет сделано.

Кирия Тиро почувствовала, как на глаза наворачиваются слезы, пока она пристально смотрела на имя.

— Не верю. Этого просто не может быть здесь.

— Тем не менее оно здесь, — отозвался Гримальд, кидая последний взгляд на двери.

— Здесь Механикус спрятали Ординатус Армагеддон после Первой Войны. Это гробница «Оберона».

Когда они вернулись на поверхность, наручный вокс Кирии затрещал, привлекая ее внимание, а на ретинальном дисплее Гримальда замерцала сигнальная руна.

— Тиро слушает, — сказала она в коммуникатор.

— Гримальд. Говори, — промолвил рыцарь.

Это оказалось одно и то же сообщение, отправленное из двух разных источников. Тиро говорила с полковником Сарреном, и в его голосе было больше усталости, чем чего-либо другого. Гримальд слушал резкий и повелительный тон чемпиона Баярда.

— Реклюзиарх, — произнес Храмовник. — Расчет Старика был верным, как ты и предполагал. Враг уничтожил улей Гадес с орбиты. Грубая работа: электромагнитной катапультой швырнули астероиды на беззащитный город. Черный день, брат. Ты скоро вернешься?

— Мы уже возвращаемся, — ответил рыцарь и прекратил связь.

Тиро опустила коммуникатор, ее лицо побледнело.

— Яррик был прав, — выдохнула она. — Гадес пылает.

Враг не атаковал и на второй день.

Защитники наблюдали со стен Хельсрича, как пустоши чернеют от вражеских судов, как кланы орков занимают их территорию, разбивая лагеря и поднимая в небо знамена. Все больше зеленокожих вливались в орду из приземлившихся транспортов. Громоздкие крейсеры изрыгали толстобрюхих развалюх-титанов.

С вражеских знамен в небо взирали тысячи грубо намалеванных символов, каждый изображал род, племя, военный клан ксеносов, который скоро бросится в битву.

С высоты укреплений в ответ на это взмывали штандарты — по одному от каждого расквартированного в городе полка. В огромном количестве взметнулись знамена Стального легиона, охристые, оранжевые, желтые и черные.

Вернувшись из Западного Д-16, Гримальд самолично установил знамя Черных Храмовников на северной стене. «Стервятники Пустыни» собрались, чтобы посмотреть, как рыцарь вбивал древко знамени в рокрит и приносил клятву, что Хельсрич не падет, пока хоть один его защитник будет в живых.

— Гадес может сгореть дотла, — воззвал рыцарь к собравшимся солдатам. — Но он пылает, потому что враг боится нас. Он горит, чтобы скрыть стыд врага, ибо твари хотят никогда не видеть место, где проиграли прошлую войну. Пока стоят стены Хельсрича, будет стоять это знамя. Пока дышит хоть один защитник, город не будет потерян.