отключаюсь от ненависти к себе, когда прошлое снова набрасывается на меня, чтобы заявить свои права. Я снова на том контейнерном причале — полуголая, напуганная до смерти и умоляющая его о помощи. И вот что за этим последовало…

Я убила человека.

Я убила человека.

Я убила человека.

И это все их вина.

Слезы щиплют мои глаза, когда я стою там и смотрю на этих троих опасных людей, каждый из которых сам по себе отъявленный преступник. Столь же прекрасны, сколь и прокляты. Люди, на расследование которых я потратила годы своей жизни и пыталась привлечь к ответственности, пока не позволила одному из них опустить меня до его собственного подлого уровня.

Это ли момент, который определяет меня?

Тот, когда я принимаю свою судьбу?

Тот, когда я понимаю, насколько сильно мужчина, которого я люблю, скомпрометировал меня? Внезапно я начинаю злиться. Очень, очень зла. Я практически дрожу. Как он посмел поставить меня в такое положение!

Если Рик замечает мою реакцию, значит, у него хватает ума не комментировать. Он встает и оценивающе окидывает меня взглядом. Высокий и стройный, с голодной хищной аурой — она опасна и почти так же неотразима, как у Данте. Но даже в этом случае он не делает ни малейшего движения, чтобы подойти ближе. В комнате, полной альф, Данте по-прежнему вожак. Ему принадлежащее под запретом.

— Ив Миллер, — говорит он. — Тысяча кораблей… Всегда приятно видеть твое прекрасное лицо.

— Мистер Сандерс, — громко говорю я. — Хотела бы я сказать то же самое о вашем.

— Манеры, Ив, — бормочет Данте, и в его голосе звучит веселье.

Джозеп наливает еще алкоголя в стаканы каждого. Пытается ли он разрядить надвигающуюся напряженность? Мы все чувствуем, что она надвигается, как грозовая туча.

Данте не сводит с меня глаз, поднося стакан с бурбоном к губам, медленно раздевая меня догола. Он умеет трахать меня глазами так же хорошо, как пальцами, ртом и членом.

— Мне нравится твой наряд, — говорит он в конце концов.

— Пошел ты, — сладко возражаю я, жар и несправедливость разливаются по моим венам. Как я могу любить человека, который правит этим беззаконным преступным миром?

Мои слова вызывают усмешку у Рика.

— Это предназначалось мне или ему? — спрашивает он, снова садясь.

— Для всех вас, — говорю я, уставившись на Данте. Сегодня он одет в черное. Черная рубашка. Черные джинсы. Темные волосы зачесаны назад с его красивого лица.

— Если бы я не знал тебя лучше, я бы обиделся.

— О, я имела в виду каждое слово, мистер Сандерс. Вы все можете идти к черту.

Я ненавижу то, за чем стоит и за что выступает Рик. Когда Данте ушел из своей наркоимперии, он переписал все на него. Человек передо мной, теперь наркодилер номер один в Америке и номер два в списке самых разыскиваемых ФБР, после Данте, конечно.

Рик, сбитый с толку, смеется. Я проблема Данте, а не его.

— Есть что-то, что бы ты хотела нам сказать, Ив? — лениво спрашивает Данте, как обычно сразу переходя к делу. Он больше не выглядит таким веселым. Детектив Питерс был на высоте. Я действительно танцую с дьяволом.

— Что это? — спрашиваю я, выражая свое презрение каждому мужчине по очереди.

— Ужин. Не желаешь ли присоединиться к нам?

— Я не голодна. У меня пропал аппетит около двух минут назад, — я поворачиваюсь, чтобы уйти. — Извините, что ворвалась в ваш убийственный тет-а-тет…

— Извинение принято.

— Это был сарказм, — шиплю я, разворачиваясь обратно. — Давайте не будем идеализировать это или то, кто вы все такие… Я, например, больше не хочу в этом участвовать. И спасибо, что напомнил мне, почему именно я ненавидела тебя в самом начале, Данте.

Как я позволила этому мужчине завести меня так далеко в заблуждение и привести в эту комнату?

«Это такое веселье, развращать тебя, Ив».

— Хватит! — Данте с грохотом ставит свой стакан на стол. — Ив, сядь, черт возьми, пока я не вышел из себя.

Я не сдвигаюсь с места ни на сантиметр.

Джозеп достает свой мобильный телефон и начинает просматривать сообщения, в то время как Рик выглядит прикованным к месту. Предполагаю, что он никогда раньше не видел, чтобы Данте бросали такой вызов. Он умирает от желания посмотреть, чем все это закончится.

— Ты сменил рубашку, — говорю я, меняя тактичность. — Тебе понравилось купаться? Могу себе представить, что было немного одиноко. Была ли вода такой же холодной, как твое сердце?

— Красное или белое, — рявкает он, указывая на бутылки на столе.

— Ни то, ни другое, спасибо. Я же сказала тебе, что ухожу.

— Правда?

Кажется, что воздух исчезает из комнаты. Джозеп поднимает на меня глаза и качает головой. Это едва заметное движение, но я могу читать намеки. Мне нужно поумерить свою наглость. Я как тонущий корабль, бьющийся о двадцатиметровую волну.

— Один вопрос, прежде чем ты уйдешь, — начинает Данте, наливая бокал красного вина и протягивая его мне. Он делает эффектную паузу. — Ты получила удовольствие убив моего брата?

Злоба, пылающая в его глазах, гипнотизирует. Его сила ошеломляюща. Он видит правду во всем и знает мои слабости. Я все давила и давила на него, и теперь его очередь столкнуть меня с обрыва.

— «Кто вы все такие». Это то, что ты сказала, не так ли? — Данте отказывается от идеи отдать мне вино и выпивает его сам. — Интересный оборот речи, но, к сожалению, неверный. Конечно, тебе следовало бы сказать: «Кто мы все такие?»

— Ты подонок, — шепчу я.

— Ты обвинила нас в том, что мы убийцы, Ив, но не забываешь ли ты кое-кого еще? — совершенно твердой рукой он наливает еще один бокал. — Возьми вино и выпей с нами. Ты заслужила свое место за этим столом.

Его слова опустошают меня, как он и предполагал. Это правда, от которой я убегала с тех пор, как нажала на курок.

Он превращает меня в такую же каков и он.

Это наказание, которое он приберег для меня сегодня вечером. Это его ремень в другом обличии.

Данте улыбается, и неприятная дрожь пробегает вверх и вниз по моей спине.

— Ты не ответила на мой вопрос, mi alma. Мне, конечно, понравилось смотреть, как ты в него стреляешь. У тебя вполне отлично с попаданием в цель… Без колебаний. Три выстрела. Бах. Бах. Бах. Возможно, мне следует нанять тебя? Я уверен, Джозеп смог бы найти тебе свободную койку на базе, — его злоба неумолима, она режет мою совесть, как тупое лезвие. — Ну? Тебе понравилось его убивать или нет?

Да.

— Нет!

— Как