И все это двигалось, стонало и охало в нескольких метрах от Калининой, любовницы Большакова.

Лена, шатаясь, вышла из предбанника и плотно закрыла за собой дверь.

Что она чувствовала? Ничего! Пусть он трахается до одурения с этой похотливой скотиной. Перед её глазами одна сцена сменялась другой. Розовая задница, широко расставленные ноги… Она почти теряла сознание от всего увиденного. Нажралась дерьма? — издевалась сама над собой. Надолго хватит.

Лишь теперь она поняла ситуацию, когда муж, застав любовников, начинал крушить все вокруг. Она едва сдержала себя, хотелось сотворить что-то чудовищное. Разум мутился от увиденного. Эти двое… На кой черт она здесь оказалась?!

Не помнила, как дотащилась до номера и рухнула в постель. Она слышала, когда вернулся Вадим, тихо запер за собой дверь. Она лежала и молчала. Даже плакать не могла. Да и о чем плакать? Она что, девочка неопытная? Сама приехала, себя привезла.

Утром, сделав вид, что позвонила на работу, веселым голосом объявила, что обстоятельства изменились и ей нужно в редакцию. Требуется срочно сдать статью в номер, которая раньше не проходила.

Калинина могла поклясться, что Вадим расстроился. Она обалдела! А потом все поняла. Видимо, Большаков относился к тем самцам, которые, трахая чужую бабу, лишь тогда испытывают настоящее удовольствие, когда знают, что его собственная любовница находится поблизости.

Вадим, изображая сердечного больного, охал.

— Не провожай меня, тебе покой нужен, — бодро сказала Лена на прощанье.

Она вспомнила, как он похотливо пыхтел несколько часов назад, стараясь угодить даме, и с трудом удержалась от резкого замечания.

Ждать поезд до Москвы пришлось долго, Лена промерзла до костей. Чтобы согреться, стала расхаживать по небольшому, продуваемому всеми ветрами залу и под одной из скамеек увидала здоровенную дохлую крысу.

Только сейчас подумала о том, как резко отличается нищее деревянное здание вокзальчика от роскошного дома отдыха, расположенного в нескольких километрах отсюда, — с бассейном, мягкими коврами в холле, праздничным обеденным залом, куда приезжают кутить богатые мужики. Вот так и все в этой жизни, совсем рядом. Ехала на праздник, а попала… Последние силы покинули её.

Потом Вадим несколько раз предлагал встретиться, но Лена пресекала попытки, неизменно отвечая, что очень занята. Каждый раз хотелось спросить у него: как поживает знойная медсестра, по-прежнему затаскивает на себя все, что шевелится? Но она не позволяла опускаться до этого. С горечью спрашивала себя: ну почему она такая неудачливая на мужиков, почему?! Не глупая, не урод… Другие — взглянуть не на что, а живут, как королевы.

Сейчас, сидя в баре клуба, Лена опять вспомнила эту историю, и расстроилась. Волна горечи и злости захлестнула её. Не скоро она забудет Большакова.

Взглянула на часы. Пора и честь знать. Если её преследователи до сих пор мерзнут на холоде, это их проблемы. Она на всякий случай, как и решила, уйдет через другой выход.

Подходя к своему дому, Калинина вспомнила, что в холодильнике у неё хоть шаром покати.

При её неорганизованности такое случалось частенько. В прежние времена это было настоящей проблемой, теперь все решалось просто, были бы деньги. Безалаберный образ жизни вынуждал Лену тратить гораздо больше, чем требовалось.

В ночном магазине можно было купить дорогостоящие деликатесы и любой экзотический напиток. Кефир там не продавали. А она, как и герой её любимого «Золотого теленка» Паниковский, любила кефир.

Полгода назад эту проблему удалось неожиданно решить. Она познакомилась с владелицей небольшого магазинчика «У Надежды», который находился в соседнем доме, и та взялась оставлять для журналистки необходимый набор продуктов. Произошло это после того, как на хозяйку наехали, грозя закрыть лавочку. Калинина дала резкую публикацию в прессе и пообещала связаться со знакомым чиновником в мэрии. Магазинчик оставили в покое, а владелица, — это её и звали Надеждой, — превратилась в Ленину почитательницу.

Калинина с тяжелой сумкой вышла от «Надежды», раздумывая на предмет того, а не сообразить ли ей сегодня насчет чего-нибудь покрепче. Не захочешь, да выпьешь.

Она свернула в арку дома и тут же почувствовала неладное.

Лена остановилась и увидела её, девицу в голубом норковом свингере, которая поджидала её с противоположной стороны арки. Там же стояла черная иномарка.

— Елена Владимировна! — девчонка отделилась от стены и сделала навстречу несколько шагов.

— В чем дело? — резко спросила Лена.

— Вы не узнали меня?

— Нет, — неуверенно произнесла Калинина. Этот голос она уже слышала, только не помнит где.

— Я — Ирина, Ирэн Сайгина, помните?

— Ирина? — Лена опустила авоську на снег.

Она узнала её.

С Сайгиной Лена встретилась в Рязанской колонии для несовершеннолетних. У неё было задание сделать очерк о крутой девчонке. Начальница колонии порекомендовала написать об Ирине, познакомила с уголовным делом. Привели девчонку для беседы, но контакта не получалось, а потом… Как она сумела разговорить её, сама не поняла. Ничего вроде бы не сделала особенного. Ирину прорвало. Очерк удался. Лена отправила в Рязань несколько экземпляров газеты. Но девчонка почему-то не забывалась, как и та поездка.

Про одни публикации забываешь сразу. Другие, получившие общественный резонанс, живут своей жизнью, герои, несогласные с журналисткой, долго беспокоят автора, грозят судом и расправой. Очерк о Рязанской ВТК — воспитательно-трудовой колонии — растревожил душу Калининой. Она очень близко увидела тех, кто оказался по ту сторону.

— Леночка, нельзя все принимать так близко к сердцу, — сказали ей. — Вы — незащищенный человек.

И это было правдой. Пока она не умеет по-другому.

Тогда, читая дело этой жестокой девчонки, она ненавидела её. А когда надзирательница привела её, когда встретились глаза в глаза… «Они тоже люди, — она вспомнила слова, сказанные одним пожилым эмвэдэшником, — и здесь, в неволе, относится к ним надо по-людски, потом они придут к нам, в наше общество».

— Как ты здесь оказалась? — спросила Лена.

— Я искала вас, — ответила Ирина. — Помните наш разговор там?..

— Помню. Ты ещё сказала, что больше не вернешься туда.

— Не вернусь!

— А… — Лена замялась, что-то прикидывая про себя.

Ирина улыбнулась.

— Поняла, о чем вы. Меня выпустили раньше срока. Скостили.

— Очень рада за тебя.

Ирина сжала губы.

— Да чего там! Я вас неделю караулю.

— Зачем? — удивилась Лена. — Подошла бы сразу. — Я тебя ещё в китайском ресторанчике заметила.