Насколько я понимаю, обычным путём до Москвы ему не добраться – дежурный из Конторы изымет письмо на почтамте. Ну это уже не моя вахта. У меня задача попроще – закинуть цидульку в ящик, да так, чтобы не пришлось опять скакать по чужим огородам.

– На всякую хитрую задницу, как говорится… – прокряхтел, вытаскивая ящик с театральными принадлежностями.

Я помял в руке брюнетистый парик «Михи». А вот и нашлёпка, она же «прищепка». «Нетушки, спасибо, – покачал головой, – этот образ уже отыгран, хватит с меня. Прикинемся тем, кто я есть, – дедом!»

Седых париков хватало, я выбрал тот, что покороче, и приладил себе на голову. Посадил на медицинский клей бородку и усы. Глянул в зеркало – хоть сейчас на рекламу баскетов и трипсов от «Ки-Эф-Си»! Копия – полковник Сандерс[29]. Стоит добавить к портрету очки… Нет-нет, не в стиле Поттера или Леннона, а вот эти, в роговой оправе. О, вот теперь выгляжу фактурно!

Паричок я прижал старой шляпой дяди Вовы и накинул на плечи его же серый пиджачок с кожаными заплатками на локтях. Дядя ещё осенью отказался от бамбуковой трости, уверив меня, что я-де его исцелил полностью, хоть на одной ножке скачи, а вот теперь палочка и пригодилась.

Вооружившись ею, я спрятал письмо в кармане пиджака и двинулся искать приключений на нижние девяносто, из которых, по режиссёрскому замыслу, должон песок сыпаться.

Солнце кануло за смычку земли и неба, но до темноты ещё далеко. Наступил тот час, когда мир заполняет сплошная тень, подкрашенная сумеречной синькой. В неверном свете окружающее размывается, теряя чёткость очертаний, – значит, можно не заморачиваться гримом, рисуя морщины на гладком лбу.

Сутулясь и прихрамывая, я покинул двор, опираясь на палку. Освоить старческую походку оказалось несложно, но это просто мука какая-то! Еле плестись вместо того, чтобы «весело шагать по просторам»!

Покряхтывая и стуча палкой, я неторопливо смешался с нарядной толпой у кинотеатра. «Зорро», вечерний сеанс.

Накрашенная девушка воззвала жалобно:

– Нет лишнего билетика?

– Нет, внученька, – проскрипел я, вживаясь в роль старпёра. Даже взглядом не проводил хорошенькую «внучку» – моим вниманием завладел фургончик «УАЗ‐452», стоявший возле универмага. «Буханка» вполне могла использоваться для наблюдения. Не смотреть туда, не смотреть!

Подрагивавшей рукой я достал конверт и неторопливо опустил его в почтовый ящик. Потоптался чуток, да и пошкандыбал себе дальше. Придётся тащиться до самой площади, там перейду улицу. Через дом с аркой вернусь в гараж. Всё, помчались…

Вторник, 29 апреля 1975 года, день

Москва, Кремль

– Объявляется перерыв!

Зал заседаний загудел, как чудовищный улей, разнося эхо по всему Дворцу съездов. Члены и кандидаты в члены ЦК КПСС подхватывались, бочком двигаясь по рядам, толпились в выходах, возбуждённо гомоня, а нередко и выражаясь – никто просто не ожидал, что обычный скучный Пленум превратится в захватывающее зрелище, в яростную битву идей. Даже старые опытные зубры из обкомов, пересидевшие и Сталина, и Хрущёва, выглядели растерянными – весь ритуал как будто переписали. Никаких парадных речей и убаюкивающего славословия – первые лица государства вывалили на присутствующих столько «отдельных недостатков», что гневные филиппики самых злостных диссидентов воспринимались как милый детский лепет.

«Когнитивный диссонанс!» – подумал Брежнев с усмешкой, про себя щегольнув учёным словечком. Покидая президиум, он оглянулся на Суслова. Михаил Андреевич о чём-то тихо спорил с Косыгиным, а рядом с ними стоял Андропов, по очереди внимая каждому.

За спиной Юры, как взвод за старшиной, неуверенно переминались приглашённые – спецы мирового уровня.

Низкорослый Канторович с обширной плешью постоянно оглядывался, словно желая лишний раз убедиться – вокруг явь. Благодушествуя, генсек спустился в пустеющий зал.

– Витя! – подозвал он Кириллова, маячившего поблизости.

Прикреплённый[30] тут же подошёл, вытягивая из кармана начатую пачку «Дуката».

– Один ты меня понимаешь, – добродушно пробурчал Брежнев.

– Так вы ж с утра без курева! – заулыбался Виктор, щёлкая зажигалкой. – Хорошо сказали, Леонид Ильич, душевно!

– Да-а? – Генеральный затянулся, жмурясь от удовольствия.

– Ага! Особенно про халатность, про бесхозяйственность… Вот ей-богу – к стенке бы ставил всех этих коекакеров!

Брежнев засмеялся, пыхая дымом. Оглянулся на Суслова. Всё, помирились вроде… Да, руки жмут, Канторович сияет… Похоже, нынешний день для академика – праздничный.

«Михаил Андреич на моей стороне, – рассуждал генсек, остужая мысли, – Юра – тем более… На Косыгине всё народное хозяйство… Стоит просто не мешать ему с перестройкой, и Алексей будет держать нейтралитет. А коли ещё и поддакивать стану да шугать всяких ревнителей устоев… Точно получу сильного союзника. Громыко… Этот не выступит за, но и не пойдёт против, если оставить ему МИД. Оставлю… Хм. А вот с Гречко мы явно не сработаемся. И на пенсию не выгонишь, упрётся. Придётся… Да, придётся убирать! – Он зло сощурился: – Что, не нравится? Так какой же из тебя вождь тогда? А вот Устинов в Минобороны – самое то. Пономарёв… Ну с этим позже. Сначала – МВД…»

Докурив, Брежнев аккуратно загасил окурок о край урны и поискал глазами Шелепина. Александр Николаевич не совершал, как все, набега на банкетный зал, а сидел с краю, вытянув ноги в проход, и слушал, что ему вполголоса рассказывал Харазов – Валерий Иннокентьевич сгибался к Железному Шурику, держась за спинку красного кресла, и чудилось – вот-вот ляпнется на колени председателя ВЦСПС.

Ухмыльнувшись, Леонид Ильич приблизился к парочке, и Харазов пугливо удалился.

– Александр Николаич, разговор есть.

Шелепин, настороженно глядя на Генерального, заскрёб ногами по полу, пытаясь выпрямиться и встать, но Брежнев успокаивающе махнул рукой: сиди уж.

– Недавно мы получили информацию от очень осведомлённого источника, которому просто приходится верить, – неторопливо заговорил он. Усевшись на ручку кресла, генсек облокотился о мягкую спинку. – Так вот… То, что докладывали о тебе разные доброхоты, оказалось полной ерундой. Вот такие дела… Если честно, меня пугали, что Шурик вот-вот затеет переворот, как с Никитой. И отправится на дачу ещё один пенсионер союзного значения…

– Ну, если честно, – усмехнулся Шелепин, – разные мысли приходили в голову.

Брежнев покивал понятливо.

– На этом Пленуме, Александр Николаевич, тебя должны были вывести из Центрального Комитета, – раздельно проговорил он. – Но есть один… м-м… человек вступился. Выдал на всех такие досье, что…