во внешности малыша не было ничего. София, наверное, была бы рада, что он так похож на неё…

Чтобы хоть немного усмирить раздирающую сердце боль, он прижал к себе сына, чуть покачивая его вверх-вниз и тем самым пытаясь успокоить. Хельга смотрела на это с неким изумлением, и Хельмут понял, что она с трудом пытается сдержать слёзы.

— Ты не думай, что я какое-нибудь чудовище, — выдохнул он негромко, чтобы не потревожить Эрнеста. — Он, в конце концов, мой сын. Он ни в чём не виноват. — Сестра кивнула, а Хельмут, набрав в безумно болящую грудь побольше воздуха, сказал: — И я его люблю.

* * *

Когда Хельмут закончил свой рассказ, Кристина плакала. Спокойно, сдержанно, без рыданий и дрожи, безуспешно пытаясь скрыть свои слёзы. И он тоже не выдержал. Он не помнил, плакал ли тогда, в то злополучное утро, которое он одновременно благословлял и проклинал… Но сейчас он не видел смысла молча терпеть, переживая всю боль внутри и оттого страдая ещё сильнее. Они здесь одни, их никто не увидит, так почему бы им не разделить друг с другом их общее горе? Кристина ведь тоже лишилась близкого человека, подруги и родственницы…

— Я помню твоё письмо, — выдохнула она. — Помню, как оно лежало на столе у окна, пока я плакала в объятиях Генриха… Очень хотела на похороны успеть, уговорила его выехать как можно скорее…

— Хорошо, что вы приехали тогда, — кивнул Хельмут, царапая ногтями кору ближайшей сосны. — Иначе я бы один там совсем загнулся.

— А Хельга?

— Да что Хельга…

— Что вы опять не поделили?

— По-моему, мы не о ней говорили, — горько усмехнулся он.

И только сейчас, впервые рассказав Кристине всё, во всех подробностях, что отложились в памяти, Хельмут понял: между тем внезапным скачком настроения Софии и ещё более внезапным зачатием определённо есть связь. Она нашла способ избавиться от бесплодия и решила воспользоваться тем шансом, что был ей предоставлен. Но есть ли связь между этим и её смертью? С чем таким она связалась, что забрало у неё жизнь?

Или это всё пустые домыслы… Наверное, он пытается найти виноватых в ситуации, где виноватых изначально быть не может.

А если виноват он сам?..

Следом Хельмут вспомнил день похорон, когда он отчего-то чувствовал то же самое — безудержную вину. Он помнил, что София в гробу была как живая — только слишком бледная и непривычно холодная и неподвижная.

Отпевание длилось долго — или это ему так казалось, ибо он совершенно потерял счёт времени. Тёмный деревянный гроб стоял на возвышении посреди храма, вокруг него горело четыре свечи, напротив священник нараспев читал все необходимые молитвы… Иногда раздавались тяжёлые, монотонные звуки колокола, и это заставляло Хельмута вздрагивать. Колокол словно пробуждал его на мгновение, а всё остальное время он находился в каком-то полусне, в бессознательном состоянии, будто не понимал, где находится и что вокруг происходит. Иногда Хельмут бросал взгляд на гроб — и тогда его сердце словно пронзали отравленным кинжалом или тысячью стрел.

Не верилось, что его любимая женщина, такая искренне близкая, стала вдруг такой далёкой. Он уже не чувствовал её присутствия здесь, несмотря на то, что лежащая в гробу всё равно не была похожа на труп. Её рыжие волосы с вплетёнными в них белыми цветами были распущены и тщательно расчёсаны, из-под белоснежного савана, расшитого цветами и звёздами, виднелось новое тёмно-розовое платье с зелёными рукавами.

Обручальное кольцо Хельмут решил оставить на ней, а другое, то, что подарил ей задолго до помолвки, всё же забрал, пропустил через него цепочку и с тех пор никогда не снимал со своей шеи.

Хельмут смотрел и не верил. Пламя свечей и слабый дымок от них ели глаза, но не смотреть он не мог — в конце концов, вряд ли ему когда-то ещё удастся увидеть Софию. Разве что после собственной смерти… Хотя Хельмут не очень верил в загробную жизнь, да и сейчас дарить себе эту жестокую надежду не хотелось.

Стоявшая рядом с ним Хельга тихонько плакала, прикрывая лицо носовым платочком. Роэль иногда всхлипывал, и Хельмут неосознанным движением легко гладил его по голове. И лишь лежащей в гробу Софии не было до происходящего никакого дела.

Он не знал, чего ему ждать при прощании: то ли истерики, то ли обморока, то ли полной смерти тех чувств, что остались в его душе. Но всё прошло вполне спокойно, Хельмут даже не ожидал от себя такой стойкости и сдержанности. Он тихо поцеловал Софию в лоб, и в этот момент у него мелькнула лишь одна мысль: жаль, очень жаль, что он больше никогда не заглянет в её бездонные изумрудные глаза…

Потом её отнесли в склеп и опустили в заранее подготовленный саркофаг. Надгробная скульптура ещё не была готова, да и Хельмут знал, что никакая статуя и никакой портрет не в силах передать истинной сущности его почившей жены. Это ведь будет уже не она. Потому что её самой больше никогда не будет.

И это нужно просто принять.

Глава 7

«Возьми эту руну, говорила она, она тебе поможет, говорила она… Тьфу ты, грёбаный бесполезный кусок дерева!» — так думала герцогиня Вэйд, прорубая себе путь к проклятому магу — он то и дело мелькал среди вооружённых наёмников, единственный безоружный, что, впрочем, не делало его беззащитным. Явно с помощью его магии людям Джойса удалось в темноте отыскать и захватить обоз с оружием, которое у них забрали с обещанием вернуть, как только отряд доберётся до границы Кэберита.

Берте понравилась идея барона Штольца, но сбрасывать Джойса в овраг она не хотела. Не хотела и перерезать ему горло во сне, травить его воду или набрасываться на него во время привала. Но какого-либо благородного, рыцарского способа избавиться от наёмника не существовало. Разве что вызвать его на поединок, но какой придумать повод?

А вот Кристина вызвать дядюшку на дуэль вполне могла бы: почему бы ей, умелой воительнице и неплохой фехтовальщице, не отстоять своё право на Эори мечом? Но из-за прошлой войны у неё наверняка выработалось полнейшее неприятие поединков.

Берта была уверена, что выиграет этот бой, но колдуна Райли она явно недооценила. Ей и её людям удалось прикончить лишь пару-тройку наёмников, а остальные словно телепортировались к обозу и захватили оружие… Хотя почему «словно»? Что стоит проклятому магу убрать три десятка людей из одного места и переместить их в другое?

Поэтому преимущество Берта и её люди