неравенства между людьми в настоящее время происходит не от необычных экс-трактов элиты каждой страны, а от различий между странами в уровне дохода на душу населения. Когда распределение доходов между странами ухудшалось, например, между Гонконгом и Китайской Народной Республикой с 1948 по 1978 год, или между Западной и Восточной Германией с 1949 по 1990 год, или Южной и Северной Кореей с 1953 по настоящее время, или Маленькой Гаваной во Флориде и Большой Гаваной на Кубе с 1959 по настоящее время, или Турцией и Ираком с 1950 по настоящее время, или Ботсваной и Зимбабве с 2000 по настоящее время, это часто происходило потому, что стагнирующие страны отвергали открытость и инновации, причем десять из них в эффектно порочном стиле. Их хозяева позорили буржуазию и не давали ей свободы для инноваций. Они сажали в тюрьмы миллионеров, порабощали женщин и планировали экономику с коррупционной, властолюбивой или просто глупой целью. Многие европейские левые до сих пор восхищаются Кваме Нкрумой (1909-1972) как социалистом-идеалистом. Однако его идеализм 1955-1966 гг. погубил бедные слои населения Ганы. Одна из самых богатых экономик Африки за десять лет превратилась в одну из самых бедных. Правители провальных экономик, таких как Сицилия времен доминирования марионеток или сегрегированный Юг США, если они не были мотивированы идеологиями левых или правых, убивающими рост, добивались того же результата, просто терроризируя и воруя, как сейчас в Нигерии (или как в некоторых частях Европы до эпохи буржуазии, а в некоторых частях и сейчас). При таких правителях экономический пирог не увеличивается, и поэтому страны с грубым неправильным управлением отстают от стран с хорошим, при всех их недостатках, увеличением пирога, таких как Западная Германия или Турция.

Даже несколько вяло развивающиеся страны - например, Бразилия - смогли частично компенсировать низкие темпы роста доходов (по крайней мере, по сравнению с такими быстро развивающимися и избирательно свободными рыночными странами, как Корея, Сингапур или, чудо из чудес, Вьетнам) за счет улучшения показателей смертности и заболеваемости. Такое улучшение, конечно, является импортированным плодом современного буржуазного экономического роста. Но на самом деле Бразилия при президенте Луисе Инасиу Луле да Силве, стороннике рационального популизма, развивалась довольно успешно, имея политическую основу для поддержания роста, пожалуй, лучше, чем Россия и Китай из четырех "БРИКов" (Ин-дия - это "И"). В таком месте, как часто управляемый коммунистами штат Керала на юго-западе Индии, до сих пор в жесткой форме выражается враждебность к буржуазному инакомыслию, которая была характерна для всей Индии в течение четырех печальных десятилетий после обретения независимости. Тем не менее, Керала компенсирует низкий рост доходов самым низким уровнем неграмотности и самой высокой продолжительностью жизни в Южной Азии, что, конечно, является заслугой медицинских и других открытий, сделанных буржуазными новаторами в других странах, но также и заслугой керальской истории передового образования и честности в управлении. Сравните с городом Болонья в Италии, который долгое время хорошо управлялся коммунистами. (Керала, однако, также известна как индийская столица "утечки мозгов", поскольку ее политика иррацио-нально враждебна к предприимчивым людям. Они уезжают.)

Таким образом, экономическая история инноваций в полной мере реализует так называемый принцип дифференциации (differ-ence principle) философа Джона Ролза, наиболее известного автора "Теории справедливости" (1971). Этот принцип заключается в том, что изменение этически оправдано, если оно помогает самым бедным. Это сделали рынки, буржуазия и инновации. (Роулза, кстати, в его более широком творчестве правильно читать как несоциалиста, может быть, даже немного промаркетолога.) Никто из здравомыслящих людей не рассматривает многочисленные особняки миллионеров как плоды современного экономического роста, достойные восхищения. Роулз тоже так не считал. Как и реально существующая эпоха инноваций, не в долгосрочной перспективе, во втором и третьем актах либеральной экономики.

Осторожно измеренный коэффициент шестнадцать-восемнадцать или его правильно измеренный и гораздо более высокий эквивалент позволил решить многие проблемы бедности. Эти решения можно увидеть в отдельных фрагментах общей истории. Потомки бедняков из Алабамы, которых Уокер Эванс сфотографировал в 1936 г. для своей совместной с Джеймсом Эйджи книги "Давайте теперь похвалим знаменитых людей", сегодня, возможно, в десять или двадцать раз материально лучше (в осторожной метрике), чем их знаменитые предки. Они окончили колледж, часто и всегда водят машину. Некоторые из них преподают английский язык в университете Дьюка. Оставшиеся в живых дети переселенцев с Великих равнин, о которых Джон Стейнбек писал в 1939 г. в романе "Гроздья гнева", живут в восемь, а то и в шестнадцать раз лучше, чем их родители. Они имеют солидные дома в Эль-Серрито и покупают кофе в Peet's. Некоторые из них преподают экономику в Беркли. Поэтому более революционными были изменения, произошедшие с 1700 года в масштабах жизни среднего жителя Великобритании, или с 1820 года - среднего жителя США, или с 1868 года - среднего жителя Японии, или с 1978 года - среднего жителя Китая. Все эти люди начинали с невыразимой бедности, живя на 1-5 долларов в день. Окружающая их экономика совершенствовалась, и их дети и внуки становились зажиточными буржуа (хотя у китайцев еще несколько поколений впереди), пусть и наемными работниками.

 

"Капитализм развивался", - говорим мы. Особенно это касается того, что появилось позже в результате риторической ревальвации. Европа и ее ответвления становились все более "капиталистическими", вплоть до межконтинентальных авиаперевозок и кризиса субстандартной ипотеки. Европейцы предпочитают называть свою систему "социальной рыночной экономикой", но при этом восхищаются новаторами и в большинстве своем не попирают их нововведения (долгая борьба вокруг законов о закрытии воскресных дней в Германии, Франции и Нидерландах иллюстрирует соблазн попирания). Китайцы упорно продолжают называть то, что они делают, покупая дешево и продавая дорого, "коммунизмом". Аспиранты из материкового Китая, посещающие американские университеты, в результате не имеют представления о центральной идеологической борьбе ХХ века. Американцы, напротив, с большей готовностью восприняли слово "капитализм", которое когда-то использовалось для глумления над рынками, инновациями и частной собственностью, а американские аспиранты лучше разбираются в истории.

Однако слово "капитализм" - монета, которая, как и "идеология", была отчеканена около 1800 г. и ценность которой в нашей научной риторике обусловлена главным образом тем, что Маркс присвоил ее себе, - указывает не в ту сторону, на деньги, сбережения и накопления. Оно заставляет вспомнить Скруджа Макдака из комиксов "Дон-альд Дак" с его кучами денег. Или, в более упрощенном варианте, это напоминает Чарльза Монтгомери Бернса из "Симпсонов" с его кучами заводов. Что плохого в таких образах? Вот что: мир изменился не за счет накопления денег или капитала. Он изменился благодаря тому, что стал умнее в отношении паровых