созданную для подрыва веры. Даже гипотетический вопрос Нана о деревне в Африке был воспринят как угроза, а не как возможность. П. T., открывший, что вначале был Логос, идея, вопрос, оставался все тем же П. Т., который отказался думать, можно ли спасти этих гипотетических жителей деревни, и тем самым отказался от предпосылки, от самого вопроса.

Когда пастор Джон высказывался против мирских обычаев, он говорил о наркотиках, алкоголе и сексе – но также просил свою паству защитить себя от прогресса, который на протяжении многих лет вторгался в нашу жизнь. Не в политическом смысле, хотя определенно и в этом плане тоже. Прогресса в том смысле, что изучение чего-то нового естественным образом требует избавления от чего-то старого. Например, открыв, что мир круглый, вы больше не можете цепляться за страх, как бы однажды не упасть с края земли. А когда узнаешь, что то, что вы считали правдой, никогда ей не было, практически каждая идея, которой вы твердо придерживались, подвергается сомнению. Если Земля круглая, то существует ли Бог? Буквализм помогает в борьбе с переменами.

Но если некоторые постулаты Библии легко трактовать дословно, остаются другие, куда более сложные. Как, например, мог пастор Джон проповедовать буквально о грехах плоти, когда его собственная дочь забеременела в семнадцать лет? Невероятное клише, но да, так и случилось. Мэри, как ее по иронии судьбы звали, месяцами пыталась скрыть свое состояние с помощью мешковатых свитеров и фальшивой простуды, но вскоре изменения заметили все прихожане. И проповеди пастора Джона о грехах плоти приобрели другой окрас. Вместо карающего Бога нам говорили о Боге милосердном. Вместо осуждений поощряли принимать и смиряться. Библия не изменилась, но изменились выбранные пастором отрывки; то, как он проповедовал, тоже. К тому времени, когда Мэри настал срок рожать, они с отцом ребенка поженились и все было прощено, но я никогда не забывала тот случай. Мы читаем Библию так, как хотим. Она не меняется, мы меняемся.

~

После проповеди П. Т. я глубоко заинтересовалась идеей Логоса. Стала чаще писать в дневнике, но характер моих записей изменился. Если раньше это были просто заметки, как прошел день, и пожелания к Богу, то позже они превратились в списки вопросов, которые у меня накапливались, всего того, что не укладывалось у меня в голове.

Я также стала уделять больше внимания маме. Когда она разговаривала на фанти по телефону со своими друзьями, то хихикала и сплетничала, точно юная девушка. Когда она говорила со мной на чви, то была сама мать, суровая, устрашающая, теплая. На английском мама была кроткой. Она запиналась, смущалась и, чтобы скрыть это, едва открывала рот. Вот запись в дневнике примерно того времени:

Дорогой Боже!

Сегодня Черная Мамба повела нас с Баззом в кафе. Подошла официантка и спросила, чего мы хотим выпить. ЧМ попросила воду, но официантка не расслышала ее и попросила повторить. ЧМ промолчала, и Базз ответил за нее. Может, она думала, что официантка ее не понимает? Но ЧМ говорила так тихо, будто сама с собой.

Были и другие моменты, подобные этому, когда женщина, которую я привыкла воспринимать как страшную, сжималась до едва узнаваемого человека. И вряд ли она делала это сознательно. Скорее, мама просто так и не поняла, как перевести то, кто она есть на самом деле, на этот новый язык.

Глава 26

Мэри, беременная дочь пастора, была предметом сплетен в нашей небольшой евангелической общине все девять месяцев и даже дольше. По мере того, как рос ее живот, росли и слухи. Что она зачала ребенка воскресным вечером после службы. Что ребенок от водителя NASCAR, мать которого была членом нашего собрания. Когда пастор Джон забрал Мэри из школы, чтобы та обучалась на дому у матери, мы все предположили, что школа как-то связана с беременностью. Может, все случилось там. На протяжении всего этого времени Мэри не произнесла ни слова. Когда отец, милый, застенчивый мальчик из соседней церкви, наконец признался в содеянном, жених и невеста поженились до третьего триместра. Слухи попритихли, но не прекратились.

Проблема заключалась в том, что забеременела не только Мэри. В том году еще четыре девочки в возрасте от четырнадцати до шестнадцати лет из нашей церкви тоже огорошили родителей. Не говоря уже о девушках из других церквей города. Мне было двенадцать. Все сексуальное воспитание, которое я получила, сводилось к паре занятий в средней школе, когда женщина из баптистской церкви в Мэдисоне два дня подряд приходила к нам на урок естествознания и рассказывала, что наши тела – это храмы, в которые никому нельзя входить. Затем она дала нам домашнее задание, сочинение с подсказкой: «Напиши, почему терпение – это добродетель». Ее объяснения были расплывчатыми и метафоричными. Наши святые храмы; наши серебряные шкатулки; наши особые подарки. Сомневаюсь, что она хоть раз произнесла слова «пенис» или «влагалище». Я ушла, так и не поняв, что такое секс на самом деле. Но что такое грех – я знала и, глядя, как все эти незамужние девочки носят свидетельство своих преступлений на глазах у всего мира, поняла, что особый вид стыда сошел на мою паству.

Вскоре после того, как Мелисса, последняя из пяти девочек, объявила о своей беременности, моя церковь решила принять меры. Нам не сказали, куда мы направляемся, но меня и всех остальных девочек-подростков посадили в церковный фургон и отвезли в центр города к старому складскому зданию, которое выглядело так, как будто его вот-вот снесут.

Там уже было несколько других девушек. Большинство из них старше нас; одна явно беременная. Комнату обставили как для заседания правления, и во главе стола сидела женщина со светлыми волосами. Вероятно, всего пару десятилетий назад она была красивой и популярной, но затем окончила школу, в которой легко заслужить восхищение окружающих, и теперь страдала в реальном мире.

– Давайте, девочки, садитесь.

Я и мои подруги по церкви заняли места в конце стола. «Не знаешь, что происходит?» – перешептывались мы друг с другом. Девочки, которые приехали до нас, изнывали от скуки.

– Кто из вас уже занимался сексом? – спросила женщина.

Все оглянулись, но никто не признался, даже беременная.

– Ну же, не стесняйтесь.

Медленно вокруг меня девочки начали поднимать руки. Я мысленно их осудила.

– Это здание раньше было местом, куда женщины приходили убивать своих младенцев, но Бог счел нужным это изменить. Он вложил в сердце пастора мысль использовать помещение во благо, а не во зло, поэтому теперь мы приводим сюда таких девушек, как вы, и объясняем: Бог хочет, чтобы вы подождали. Да, девочки, даже если вы уже