Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Аш!» — говорит он, и коляска срывается с места. Из-под наших кроссовок летит галька, мы хохочем, пролетая мимо десятков неодобрительных лиц тех, кто уже забыл счастье от первых слов ребенка.
— А откуда, собственно, у попугаев психологическая травма? — спросила я Ванду.
Ее не устраивал привычный статус «подружки» Ларри, и она именовала себя «леди-друг». Я попала в ее сети, поскольку Ларри не оказалось дома и трубку взяла Ванда. Она почему-то находила особый кайф в том, что звонок из Англии.
— Очень просто. Люди покупают попугаев, попугаи их достают, люди их вышвыривают. Попугаям деваться некуда, попадают ко мне. — Голос Ванды звучал на фоне пронзительных птичьих криков. Гвалт стоял такой, что мне приходилось держать трубку на приличном расстоянии от уха. — Говоришь, ты из Англии? А почему акцента нет?
— Потому что я сестра Ларри. (Тьфу, вот балда.) Мы с ним вместе выросли.
— Как это? Ларри ж не англичанин!
Мне было лень пускаться в объяснения.
— А все-таки, Ванда? Как попугаи попадают к вам? Почему их никто не берет?
— Потому что они психи. Слышь, как орут? Несчастные психи, вот кто эти попугаи. Они никому не нужны.
— Почему?
— Только не говори, что не слышишь этот гребаный шум! — заорала Ванда.
Она развернула трубку к птицам. Казалось, там беснуется разъяренная толпа. Хоть бы предупредила! У меня едва барабанные перепонки не лопнули.
— Они все крушат, верещат без конца, от страха бьются в клетках и ломают крылья, — продолжала Ванда. — Попугай привязывается к одному человеку. Если этот человек его бросает, у попугая сносит крышу. А у твоих мальцов есть тамошний акцент?
— У той, которая разговаривает, — есть.
Я пыталась представить себе «несчастных психов» Ванды. История болезни ее попугаев слегка напоминала теорию Беттельхайма о причинах аутизма детей. Точнее, теорию так называемого «институализированного аутизма»: если мать отказывает ребенку в любви, игрушках и вообще отгораживается от него, то ребенок уходит в свой мир.
— Значит, все эти попугаи когда-то были нормальными?
— Ищщщё какими нормальными, — подтвердила Ванда. — Это ж все люди с ними творят. Это все чертовы люди.
— Но их можно вылечить?
— Куча времени уйдет, штоб ты знала.
— А если бы их не бросали? Были бы нормальными?
— Только с первым хозяином. Тогда они счастливые птички. Тогда они улыбаются.
— С ними ничего не случилось бы, если бы их любили, ласкали, играли с ними?
То есть лелеяли так, как я лелеяла Дэниэла с минуты его рождения. Он ни дня не провел без мамы… Боже. Я вдруг поняла, как низко пала в своем отчаянии. Ну надо же — искать поддержки у Ванды, которая верит, что в прошлой жизни была индейской скво.
— Лапуля, ты, никак, попугая надумала завести? Ну так я тебе вот что скажу: дай ему такую любовь — и он твой на веки вечные! Только не вздумай выбирать из моих психов! Мои птички — обуза будь здоров.
В очередной приход Стивена мы устроили ему сюрприз. Правда, он горел желанием поскорее забрать детей в их любимый детский городок имени принцессы Дианы, но уступил моим просьбам.
— Так. Стой здесь и смотри!
Я достала «мыльные пузыри» и за ручку привела Дэниэла. Глазенки у него вмиг загорелись: пузыри-то круглые, а все круглое он любит. Я опустилась перед ним на корточки, с «мыльными пузырями» в руках, с надеждой в сердце.
— На старт, внимание…
— Маш! — сказал Дэниэл.
Стивен не верил своим ушам. Круглыми от изумления глазами он уставился на сына, а тот ловил плавающие в воздухе пузыри, кружился, стиснув кулачки, топтал переливающиеся шарики.
— С ума сойти! — выдохнул Стивен. — А ну, еще раз!
И мы повторили для папули на бис:
— На старт, внимание…
— Маш! — сказал Дэниэл.
Стивен осыпал поцелуями Дэниэла и крепко обнял меня. Давно мне не было так хорошо, как в его объятиях. Я прильнула к нему и повисла на шее, мечтая только об одном: о его поцелуе. Настоящем поцелуе. В конце концов, мы все еще муж и жена, вон и обручальное кольцо по-прежнему у него на пальце.
— Как тебе это удалось, Мелани?
Его глаза смотрели на меня с любовью и восхищением, он мной гордился. Я рассказала о ППА, о книжках, о том, как после долгих поисков в Интернете нашла-таки нужные советы, примеры и массу рассказов о детях, которые заговорили благодаря этому методу:
— Детей нужно мотивировать всем, что они любят: конфетами, игрушками, да чем угодно.
— Потрясающе! — отозвался Стивен. — Ты просто умница.
Я замерла в ожидании поцелуя. Теперь-то он меня точно поцелует, теперь он вернется домой и останется с нами.
— Мы так по тебе скучаем, Стивен, — прошептала я.
А он опустил глаза. И отвернулся.
— Стивен! Ну надо же что-то делать…
— Что делать?
Я вздрогнула. Его безразличие прихлопнуло меня, будто железная крышка, я даже лязг услышала.
Эмили смотрела по телевизору «Маппетов» и одновременно рисовала картинку, крутя ручки своего «Волшебного экрана», а Дэниэл снова занялся своим паровозом. Я потянула Стивена в сад, на скамейку у прудика, под слоями проволочной сетки больше похожего на лужу с бурой тиной.
— Возвращайся домой, пожалуйста, Стивен. Я вела себя как ненормальная. Может, я и сейчас слегка не в себе. Я совсем забыла о тебе, но… теперь, когда я знаю, что нас ждет, все наладится. Я на все готова ради нас, Стивен. Ради нас. Тебя, меня, Эмили и Дэниэла.
Стивен молчал, бледный и очень утомленный. Он немного поправился — судя по его нездоровому виду, от пива.
— Гм. Н-да. Я как раз хотел поговорить с тобой насчет нас.
«Нас» в его исполнении мне совсем не понравилось.
— Не надо! — Мне показалось, что я вылетела из своего тела, взмыла вверх, подальше от Стивена, и повисла в воздухе, словно душа новопреставленного. — Молчи! Дэниэл начал говорить — так давай помнить только об этом.
— Он выучил одно слово, Мелани. Я все равно считаю, что ему необходима спецшкола. Все, что ты делаешь, конечно, очень важно. Я тебе очень благодарен…
— Ничего себе благодарность!
Неужели все это происходит на самом деле? А я-то размечталась! В моих фантазиях Стивен, убедившись, что сын не безнадежен, возвращался домой, мы начинали жизнь сызнова, и у нас все получалось. Я даже представляла, как через несколько лет Дэниэл будет связно говорить, и смеяться, и играть с другими детьми. Пустые надежды, которым не суждено сбыться.
Взяв Стивена за подбородок, я повернула его лицом к себе, как бессчетное число раз делала с сыном. Я не хотела сдаваться, как бы мрачно все ни выглядело, и потому сказала без тени сомнения: