к счастью. Потому как Полина не просто в столице — при дворе. Пролезла, змея! Знать бы еще, сколь высоко, но это выясним при другом дворе — Алисином. Когда и если туда попадем.

Забавно стать фрейлиной дамы, равной тебе по происхождению. И почти твоей ровесницы. Сколько лет Алисе? Она родилась зимой — значит, восемнадцать.

К концу рассказа Пьера на небе не осталось ни единой звезды. А люди давно успели пожелать добрых снов родным и отправились спать. В заботах о семье и дне завтрашнем. Над ними не висит смертный приговор, и есть кому желать спокойной ночи. Интересно, ценит ли такое счастье хоть кто-то? Или как сама Ирия прежде?

Мама говорила, графини не плачут. Баронессы, наверное, тоже. А уж беглые государственные преступницы и ряженые авантюристки…

Несмотря на все старания, в эту ночь Ирия не смогла заснуть до самого рассвета.

4

Еще на подъездах к Лютене Ирия успела подивиться живописной очереди из дилижансов, почтовых карет, крестьянских телег и просто одиноких путников. Впереди — развилка на Лютену… но туда еще добраться надо — через всю эту толпу.

Причину задержки выяснил опять же Пьер. Кстати, успевший за время пути положить глаз на хорошенькую Мари.

Поклонник бывшей подружки Люсьена Гамэля вернулся с новостями раньше, чем Ирия успела исписать три листа новой сказки. Пока «госпожа баронесса» мучила невинную бумагу очередной встречей графа Лоренцо и герцогини Валентины, проворный лакей успел еще и горячих пирожков прикупить. С курятиной. Для себя, «госпожи», Мари и кучера. Получил явно превышающий его затраты серебряный карлиор. И принялся с удовольствием излагать суть дела. Порой бросая краем глаза красноречивые взгляды на смазливую служанку.

Запихнув подальше невыносимо трогательный разговор влюбленных на фоне мрачного (но не холодного!) аббатства, Ирия прикусила пирожок. Горячее тесто — в меру пропеченное, мясо — вкусное. Но аппетит «баронесса» потеряла еще при первых словах Пьера.

Именно сейчас на центральную дорогу из Лютены в Западную Ланцуа через Южные ворота выливается армия маршала Эрика Ормхеймского. Многотысячной рекой! И грозит еще до лета затопить Аравинт. Если тому на помощь не придут Мидантия или Квирина. И лучше бы им поторопиться!

— Госпожа баронесса, они еще часа три тащиться будут. Там людей на конях не меньше пяти тыщ, да еще пеших — раз в пять больше.

— Госпожа баронесса, — приблизился к карете возглавляющий эскорт сержант, — предлагаю вернуться и объехать Лютену по кружной дороге. Восточные ворота должны быть свободны.

— Так тому и быть, — вздохнула Ирия.

Сердце колотится пойманной птахой. Непонятно, радоваться отсрочке или нет. С одной стороны — есть лишние час-полтора, чтобы подготовиться к худшему. С другой — лучше бы всё закончилось поскорее! А уж хорошо или плохо — как Творец рассудит. Ему лучше знать.

Глава 2

Эвитан, Южный Тенмар.

1

Смерть его пощадила.

Леон понял это, очнувшись после того странного разговора. Запомнил юноша лишь волшебный голос служителя Творца, но не произнесенные им слова. Наверное, они — не для ушей простых смертных.

Больше нет ни переливов чудесной музыки, ни успокаивающих трелей голосов Агнцев или Голубей. Только БОЛЬ!

Леон, не в силах разомкнуть век, жалобно и мучительно застонал.

— Тише, — теплая ладонь накрыла плечо, запекшихся губ коснулись прохладные края кружки.

Вода…

Нет! Полынно-горькая жидкость едва не ринулась обратно… но лучше она, чем ничего.

Питье кончилось раньше, чем утолило жажду. Леон нетерпеливо потянулся еще…

Боль ослепительным огнем вспорола живот, выдирая крик… Пыточным колесом закружились привычные черно-багровые круги. Затянули в воронку непроглядной тьмы…

Леон — еще жив. А умирает сейчас — от раны в живот!

Значит — не было никаких голосов. И несчастный летит в Огненную Бездну — тоже сейчас!

Теперь всегда будет так больно!..

Нет!

Папа, папочка, помоги!..

2

Вновь пришел в себя Леон мгновенно. Как от толчка.

А вот глаза открывал осторожно. На волосок, еще на один… Безумно страшно лишний раз шевельнуться!

Он лежит в постели — на широкой деревенской кровати. Именно деревенской, потому как вокруг — крестьянская изба. Крепкая, бревенчатая, белёная изнутри. С единственной огромной комнатой, где разместились еще стол, лавки, сундуки, рукомойник с ведром… И, конечно, печь. Всем печам печь. Королева печей!

Жив!

Леон осторожно шелохнулся, ожидая острых когтей боли. Но она не пришла. О ранении напомнило лишь странное неудобство — там, где живот туго обнимает широкая повязка.

Юноша осторожно окинул одеяло. Так и есть — чистое белое полотно без малейших пятен крови. Значит, рана закрылась.

Он жив, он все-таки будет жить! И не попадет в Бездну Вечного Мрака, Стужи и Огня! Еще долго-долго!

Леон облегченно откинулся на подушку. С чего он вообще испугался, что угодит в Бездну? Там ведь место только грешникам и негодяям — вроде Ревинтеров и Тенмара!

Страх иногда сильнее разума. И зря. Людской суд может ошибиться, но Творец Всего Сущего — выше земных заблуждений. Так неужели он не отличит Свет от Тьмы, а жемчуг от песка?

Шаги за дверью вырвали из размышлений о горнем. Юноша поспешно вновь накинул одеяло. Шаги — твердые, уверенные, мужские, но… вдруг с незнакомцем дама? А лорд Таррент в одном белье и дурацких бинтах!

Гость (или хозяин?) остановился у двери. А если… Липкий пот заструился по спине. Если это — убийцы⁈ Если они за Леоном…

Ужас аж подбросил. Юноша отчаянно завертел головой — в поисках оружия. Ничего нет, а он сам опять опоздал! Как тогда — с портьерой. Надо было нырнуть за нее. Она была шире этой двери! Сейчас отец был бы жив, а Леон жил дома. В него не стреляли бы, не грозил бы эшафот…

В проеме показалась чужая сильная рука — сомкнувшаяся на дверной ручке. Крепкая, широкая в запястье…

Леон вновь опоздал — в последний раз!

Но он не сдастся просто так! Таррент на ощупь схватил что-то, стоящее или лежащее у прикроватного сундука. Отвести глаза от двери сейчас не заставит и новый Глас Агнца Творца.

Палач — старше Леона лишь на несколько лет. Но не в пример сильнее и здоровее. Рослый, мускулистый северянин. Словеонец? Ормхеймец? Кто его подослал⁈

— Леон… — шагнул убийца к юноше. Полуулыбка скользнула по чисто выбритому лицу. Еще и ухмыляется, сволочь! — Ты очнулся, отлично. Пора пить отвар, а потом займемся перевязкой…

И замолчал, увидев, что оттягивает Леону руку. Чем тот из последних сил замахнулся.

Кости ломит, по лбу струится мерзкий пот. Проклятая слабость навалилась неподъёмной горой…

Мучительно хочется знать, что за тяжесть