С тех пор как здесь установили изваяние, миновал не один век, и дождь с ветром изрядно потрудились над ним. Симеон присмотрелся: ручки младенца стали подозрительно похожи на лапы, а лицо Ашалаэли превратилось в гладкий овал, утратив когда-то высеченные черты. Странно, что за статуей так плохо следили. Ее давно следовало заменить.

Пока Симеон размышлял, уместно ли будет спросить об этом Рошфор, или она может усмотреть в его словах нападки на святое, его взгляду предстала некая фигура в плаще с капюшоном, отделившаяся от густой толпы на мосту. Человек свесился через каменные резные перила, наводя на баржу длинный пистолет. Симеону показалось, будто незнакомец целил прямо в него!

Рошфор тоже заметила неизвестного. У нее в руке будто сам собой оказался один из ее парных пистолетов, украшенных серебром. Симеон съежился от двойного гулкого грохота и поспешно зажмурился: ему в лицо полетела туча едкого порохового дыма. Спустя несколько мгновений последовали еще выстрелы – это другие поборники открыли огонь. Последовали крики в непроглядной завесе белого дыма… Все звуки перекрывал голос Рошфор – она приказывала рулевой править к берегу.

Не почувствовав боли, Симеон осторожно приоткрыл глаза. Он оказался невредим. Оглядевшись в поредевшем дыму, он увидел Рошфор: капитан стояла на корме, держась за иконное кольцо и что-то шепча. Секундой позже веяние воздуха обозначило взмах ангельских крыл. Донесся звук арфовой струны…

– Осторожнее, капитан! – прокричал кто-то из поборников. – В нас стрелял отверженец!

– Пеластриэль лишь наблюдает и следует, – спокойно ответствовала Рошфор. – Я уверена, что подстрелила негодницу, она убегает… Возьми Дюбуа и Депернона, добавь постовых стражей с северного конца моста… Пеластриэль отведет вас к злодейке. Хочу, чтобы ее взяли живой!

Баржа содрогнулась всем корпусом, ударившись в берег. Гребцы выскакивали на деревянную набережную, чтобы удержать баржу на месте. Трое поборников без промедления кинулись ловить покушавшуюся.

Симеон озирался, протирая глаза. Сперва ему показалось, что пули ни в кого на барже не попали. Потом он увидел отверженку. Та лежала на дне баржи, и серая рубаха потемнела от крови…

Симеон живо перевернул женщину, ища рану. Пуля угодила ей в правую руку под самым плечом, причинив весьма скверную рану. Симеон оторвал от рубашки рукав, заметил пульсирующую струю артериальной крови и попытался большими пальцами пережать поврежденный сосуд… Бесполезно. Рана оказалась слишком широкой, женщина уже потеряла много крови, а у Симеона не имелось под рукой инструментов, необходимых для перевязки артерии. Он никак не мог предотвратить смертельную кровопотерю.

Вот разве что…

– Икона Бехераэля! Есть у кого-нибудь икона Бехераэля?

Этот ангел славился как замыкатель путей. Если он запирал дверь, ее не удавалось выломать – разве что посредством вызова более могущественного ангела, имевшего аналогичные свойства (Бехераэль был, в конце концов, всего лишь серафимом). А еще он умел заделывать течи в трубах, будь они из меди или свинца. Что ему разорванную жилу починить?

Никто из поборников не обратил ни малейшего внимания на крик Симеона.

– Кто-нибудь! Дайте икону Бехераэля!

Рошфор все смотрела на мост, не отрывая пальцев от иконы Пеластриэля, следовавшего за преступницей. Она крикнула Симеону:

– Не глупи, парень! Это отверженка! Просто не давай ей умереть!

Симеон потряс головой, не в силах поверить, что чуть не допустил худшую из ошибок. Найдись икона, он тотчас вызвал бы Бехераэля… и прямо на барже возник бы зверолюд. Или отверженка немедленно умерла бы от зольнокровия.

Это я просто отверженцев лечить не привык, сказал он себе. И конечно, потрясение сказалось: стрельба, крики, кровь струями… Ему не раз приходилось исцелять от ран, нанесенных пулями и клинками, но это были всего лишь последствия схваток. Никого еще не ранили прямо у него на глазах.

Он попытался одной рукой удержать артерию, другой сооружая подобие жгута ближе к плечу… Все без толку! Оторванный рукав плохо подходил для закрутки, а рана, как он теперь видел, тянулась к самой подмышке. А там уже легкие и сердце.

Отверженка, задыхаясь, пыталась что-то сказать. Симеон наклонился вплотную, только чтобы разобрать:

– Истара!

Спустя считаные мгновения она вздрогнула и умерла. На ее лице застыла гримаса невыразимого торжества.

Симеон со вздохом откинулся спиной к банке. Он и прежде терял пациентов, но вот таким образом – никогда. Эх, был бы у него с собой хирургический чемоданчик! Он бы и без ангельской помощи кое-что сделать сумел…

Рошфор внезапно выругалась, и красные каблуки ее сапог затопали по палубе. Симеон разобрал дуновение крыльев – это вернулся Пеластриэль. Ангел был незнаком Симеону, юноша мог лишь предположить, что его или ее сферой деятельности являлось наблюдение и выслеживание.

– Проклятье!.. Я же сказала – живой брать!

Полная ярости, она подлетела к Симеону и хмуро уставилась на безобразные окровавленные останки, только что бывшие живым человеком.

– Отверженцы повсюду! Вот за что мне от них последнее время житья нет?

– Я сделал что мог, сьёр, – сказал Симеон, указывая рукой. – Но вы же видите…

Рошфор свирепо сверкнула на него глазами. Вертикальный шрам на лице стал выпуклой ярко-белой чертой.

– Не нравится мне, когда предназначенные для допроса умирают прежде, чем я услышу ответы, – произнесла она голосом, полным угрозы. – Запомни на будущее, доктор!

Симеон промолчал. Это совершенно не походило на дружелюбную женщину-офицера, заверявшую его, что он ни в коем случае не пострадает. Юноша попытался стать как можно меньше и незаметнее. Подобравшись к борту, он устроился между двумя гребцами и перегнулся через борт – отмыть в речной воде руки, перемазанные кровью.

– Выкиньте это за борт, – распорядилась Рошфор, указывая на тело ближайшим гребцам. – И вперед, в Звездную Крепость.

– Дюбуа с остальными станем ждать? – безразлично осведомилась рулевая. Казалось, гнев Рошфор ее не особенно впечатлил, но Симеон заметил: голос рулевой оставался ровным, но глаз с грозного капитана она не сводила. Так смотрят на хорошо знакомую, но способную стать крайне опасной собаку.

– Пешком доберутся, – сказала Рошфор. – Пусть по дороге придумают оправдания за то, что не выполнили приказ!

Симеон торопливо домывал руки, сожалея, что ему не удалось спасти жизнь отверженки. Не только ради нее, но и ради самого себя…

После того как Агнес доставили обратно в «Голову грифона», она, конечно, не напилась. И в кости играть не отправилась. Она лишь забылась беспокойным сном, от которого ее пробудил доктор-магистр. Он осмотрел ее голову и сказал, что синяк уже сходит и вообще она поправляется на удивление быстро. Даже ангельского вмешательства не понадобилось. Ей следовало лишь хорошенько отдохнуть, заправившись глоточком-другим средства для укрепления сил, которое доктор налил из стеклянной черной бутылочки.