«Нина?!»

Данилыч глубоко вздохнул, с содроганием вспоминая безумное лицо сына, держащего прямо перед ним мумифицированную голову, покачивающуюся на растрепанных волосах.

Свет был настолько скуден, что Данилычу пришлось встать на четвереньки, чтобы хоть как-то разглядеть пол. Медленно, сантиметр за сантиметром он упорно полз по подвалу, тщательно освещая каждый уголок. Глубоко в душе он отдавал себе отчет, что не хотел бы испытать вновь то потрясение, когда Сапог, словно ужасный фокусник, вытащил из бочки высохшую голову. Но и сидеть сложа руки он не желал. Он не успокоится, пока не узнает… пока не узнает, кто это.

«Вдруг это другая женщина?!»

Голова вскоре нашлась, она лежала рядом с пустой канистрой из-под автомобильного масла, словно сдувшийся мяч. Трясущимися руками Данилыч взял в руки страшную находку и уселся на промерзший бетонный пол. Поднес телефон, освещая бледно-голубоватым пятном экрана жуткое лицо, застывшее в немом вопле. Темно-серая кожа потрескалась и висела клочьями, нос отсутствовал, в щеках рваные дыры, через которые виднелись зубы. Вон справа блеснули две золотые коронки… Данилыч почувствовал, как в глотке застрял сухой комок.

«Нина?!!»

Он потрясенно вглядывался в пустые глазницы. В одной из них в клочке паутины застрял мертвый паучок.

– Нина, – хрипло прошептал Данилыч, глядя на облезлый череп, на котором еще оставались лоскутья рыжеватых волос. Он так любил, когда жена расчесывала свои волосы – шикарные густые волосы, похожие на водопад из расплавленной меди…

– А я-то думал… бросила меня… убежала, забрав деньги…

Из глаз закапали слезы, но старик не вытирал их, и едкие капли падали прямо на усохшую голову.

Так он просидел минут двадцать, пока конечности не затекли, а ягодицы не онемели от пола, источавшего могильно-жгучий холод.

С трудом передвигая ватные ноги, Данилыч заковылял к бочке.

– Я убью тебя, Сапог, – шептали его побелевшие губы. – Убью, проклятый недоносок… Не сын ты мне больше…

Вот и дождевая бочка. Высокая, потемневшая, в глубоких вмятинах, эдакий уродливый футляр, хранящий в себе страшный секрет.

Данилыч остановился возле бочки, чувствуя, что ком в глотке растет, распирая шею, грозясь вот-вот взорваться кровавыми ошметками вен и артерий.

– Я не могу, – прошелестел он.

Он хотел уйти.

Уйти и сесть возле люка, ведущего на волю, покорно ожидая, когда, наконец Сапог соизволит выпустить его наружу, но какая-то неизъяснимая сила, о существовании которой его разум даже не догадывался, отказалась повиноваться командам мозга, и он остался.

Наклонившись, он сунул руку и, нащупав что-то твердое и черствое, медленно вытащил наружу.

Ступня. Мертвые ногти почернели и отслоились, кожа усохла, затвердела и сморщилась, став похожей на пыльный чернослив.

Данилыч аккуратно положил ступню на пол и вновь склонился над бочкой. С каменным лицом он вынимал все новые и новые части разрубленного тела – лодыжку, предплечье, часть ягодиц, кисть… Неожиданно его рука извлекла дохлую крысу. Облезлый хвостик скручен спиралькой, лапки беспомощно поджаты, словно грызун отчаянно противился своей участи.

Когда рука переставала дотягиваться, Данилыч, не меняя выражения лица, опрокинул бочку, ударив ее несколько раз ногой – за зиму она прочно примерзла к полу.

Вытряхнув остатки расчлененного трупа, старик несколько секунд непонимающе смотрел на фрагменты тела. Выбрав предплечье, Данилыч, превозмогая страх, внимательно осмотрел засохшую культю. Несмотря на потемневшую кожу и гнилостные изменения, на локте он смог разглядеть крупное родимое пятно. Стиснув зубы, старик вспомнил, как стеснялась этого пятна Нина, предпочитая носить одежду с длинным рукавом… И если до этого еще были хоть какие-то сомнения, то теперь они рассеялись, как прах из разбитой кладбищенской урны.

– Что же тут произошло? – чуть слышно вымолвил он. Слезы отчаяния душили его, выворачивали нутро наизнанку. – Что же эта нелюдь сделала с тобой?!

Он поднял кисть со скрюченными пальцами и в безумном порыве поцеловал мертвую плоть.

– Что тут произошло?!! – с надрывом закричал Данилыч, глядя в потолок безумным взглядом. – За что ты разрезал на куски мою жену?!! Твою вторую мать?!! ЗА ЧТО?!!!

* * *

– А теперь самое время покурить, – с серьезным видом объявил Сапог. Он глянул на неподвижно лежащую девочку. Волосы спутались и полностью закрыли ее лицо.

– Ты куришь, прынцесса? – спросил бывший зэк, толкнув Марину локтем.

Она не шевельнулась, и он, нахмурившись, грубым движением перевернул ее на спину. Немытая мозолистая ладонь тяжело плюхнулась на нежную, еще не сформировавшуюся девичью грудь. Сердечко колотилось прерывистыми всполохами, словно тлеющие угли, обдуваемые ветром. Дыхание с тихим свистом вырывалось сквозь разбитые губы.

– Ничего, – успокаивающе сказал Сапог. – По первому разу так всегда бывает. Ты теперь опытная. А щас поспи, детка.

Недовольно сопя, он медленно выбрался из «постели», глянув на кровяные кляксы, пропитавшие матрас.

«Нда. Теперь ты стоишь гораздо дешевле», – недовольно подумал он, вспомнив слова Керосина о разнице между «целомудренным» и «бэушным» товаром. Ну да ладно, кто теперь виноват? Не сдержался он. Сколько времени за решеткой без бабы?!

– А вот из-за твоего гребаного гвоздя я могу подцепить какую-нибудь заразу, – сообщил Сапог в прохладную пустоту. Обогреватель работал на полную катушку, но все равно его мощности не хватало, чтобы согреть комнату.

Внизу послышался всхлип, и Сапог, быстро одевшись, стал спускаться вниз.

Леха сидел на тахте, удерживая Сашу на коленях. На девочке была лишь маечка и трусики. Склонив голову, она мелко дрожала, не выпуская из рук Тима.

– Я же сказал тебе, мелкую не трогать, – раздраженно сказал Сапог, отхлебывая газировки из пластиковой бутылки.

Леха с обидой уставился на друга.

– А я ничего не делал, – злым и скрипучим голосом ответил он. – Правда, Сашенька? Ее Саша зовут. Я ей сказку рассказывал, про Бармалея.

– Не трогал? – усмехнулся Сапог. – А почему она у тебя раздета?

– Ей было жарко. Я ее спать собирался укладывать, – не моргнув, ответил Леха.

Саша подняла голову. Сквозь каштановые волосы на Сапога смотрели блестящие глаза, распахнутые в непередаваемом ужасе. Опухшее личико девочки было мокрым от слез.

– Где моя сестра? – прошептала она. – Где Марина?

– С ней все в порядке, – мягко ответил Сапог. Он поднял с пола недопитую бутылку водки, отпил прямо из горлышка, поморщился, запил газировкой.

– Я хочу домой, – дрожащим голосом проговорила Саша. – К дяде Боре… к папе… Позовите Марину!

– Данилыч сука, – сообщил Сапог, гулко ставя газировку на пол. Казалось, он даже не слышал девочку. – Разбил, падла, фуфырь с самогоном! Там еще до утра бы хватило!