class="v">Себе наступающий час.

Нас завтра ждет праздник; народом покрыта

Уж с вечера площадь: толкуют о том,

Что в цирке погибнут все пленники Тита.

Без скуки мы день проведем.

Не станем с судьбой мы пускаться в расправу,

С заботой глядеть на урочный наш путь,

Мгновенья летучего вкусим забаву,

А дальше – что будет, то будь».

Безмолвствовал, в сердце гнет тягостный кроя,

Пирующих круг; и звучать продолжал

Лишь только под мраморным сводом покоя

Танцовщиц звенящий кимвал.

 –

Пылал над градом полдень жгучий;

Народом Колизей шумел;

Лежали в цирке уже кучи

Растерзанных зверями тел.

В рядах спесивой знати Рима

На лютый праздник Поллион

Глядел безмолвно, недвижимо,

Как погруженный в тяжкий сон.

Готовилась потеха снова,

Жужжала зрителей молва

Про нумидийского, большого,

Еще не спущенного льва.

Раздался рев, и крик веселья

Ответно прогремел кругом;

Огромный лев из подземелья

Могучим выскочил прыжком.

И бокового перехода

Тихонько отворилась дверь:

Прилег, смотря в полсумрак свода,

В средине цирка хищный зверь.

Замолкло всё. Льняной одежды

В тени мелькнула белизна;

И вышла, опуская вежды,

Из двери юная жена.

Перемигнулся сонм нарядный

Матрон надменных и невест,

И взор к ней обратили жадный

Весталки, привставая с мест.

Ее уста шепнули слово –

Царила в цирке тишина, –

Чела, груди, плеча, другого

Коснулась медленно она.

Встревожилась толпа густая,

Шум пролетел из ряда в ряд;

Нагнулся Поллион, вперяя

В младую жертву смутный взгляд.

И смысл, и цель его исканья,

Чего он ждал и ждать отвык,

Чему не ведал он названья –

Ему блеснуло в этот миг.

Гудел всё злее ропот шумный;

Она взглянула, мимо льва,

Туда, где над толпой безумной

Сияла неба синева.

Склонила в прах она колени;

Лев кинулся, предсмертный стон

Пронесся, – и, прыгнув с ступени,

Упал с ней рядом Поллион.

12 (24) января 1857

Константинополь

«Средь зол земных, средь суеты житейской…»

Средь зол земных, средь суеты житейской

Нам уцелел божественный завет;

Чему учил народ он Галилейский,

Какой давал он книжникам ответ, –

Все словеса его святых бесед

В уме своем мы сохранить умеем.

Недаром нам звучит глагол любви:

Там, где лежит израненный в крови,

Мы не пройдем надменным фарисеем,

К страдальцу мы, с целительным елеем,

Склоняемся и говорим: «Поверь,

Мне жаль тебя, несчастный, жаль как друга;

Приду тебе помочь, но не теперь,

Не нынче, – что же делать, нет досуга;

Не завтра, – завтра зван я на обед;

Приду дня через три, в конце недели,

А ты крепись, к чему стонать без цели?

Да лучше встань, тебе лежать не след!»

В уме своем мы сохранить сумели

Все словеса его святых бесед!

1857

«Стараться отдохнуть душою…»

Стараться отдохнуть душою

Напрасно мне велят они;

Не в пользу, позднею порою,

Пошлются тихие мне дни.

Приучена грозой всечасной

Я верить в близкую беду;

Смотря на свод эфира ясный,

Я громоносной тучи жду.

<1858>

Не пора!

Нет! в этой жизненной пустыне

Хоть пала духом я опять, –

Нет! не пора еще и ныне

Притихнуть мыслью и молчать.

Еще блестят передо мною

Светила правды и добра;

Еще не стыну я душою;

Труда покинуть не пора.

Еще во мне любви довольно,

Чтобы встречать земное зло,

Чтоб всё снести, что сердцу больно,

И всё забыть, что тяжело.

Пускай солжет мне «завтра» снова,

Как лгало «нынче» и «вчера»:

Страдать и завтра я готова;

Жить бестревожно не пора.

Нет, не пора! Хоть тяжко бремя,

И степь глуха, и труден путь,

И хочется прилечь на время,

Угомониться и заснуть.

Нет! Как бы туча ни гремела,

Как ни томила бы жара,

Еще есть долг, еще есть дело –

Остановиться не пора.

Июнь 1858

Москва

Спутница фея

1

Явилась впервой мне в час дивный она:

Лежал я под сенью цветущей сирени, –

Играли лучи сквозь дрожащие тени,

На высях и долах царила весна.

И солнце всходило, и пел соловей,

И ласточек в небе резвилася стая,

И ясные капли катились, блистая,

Как слезы блаженства с душистых ветвей.

И, вторя ликующей, пышной весне,

Резвились мечты мои, тешились смело,

И плакало сладко и радостно пело

Шестнадцатилетнее сердце во мне.

Мне новое словно далося чутье,

Звучали отвсюду мне звуки привета;

И весь этот мир ароматов и света,

И солнце, и небо – всё было мое.

Далеко стремить захотелось свой бег.

И вдруг мне она, улыбаясь, предстала,

Чудесная, сбросив с лица покрывало,

В наряде, блестящем как девственный снег;

С венком благовонным на ясном челе

Стояла, глазами в глаза мне сияя,

Она предо мною, посланница рая,

Несущая радость и счастье земле.

Сквозь шепот ветвей говорила она

И сквозь соловья переливные трели:

«Идем! нам есть в мире высокие цели;

Сподвижницей смелой тебе я дана.

Я силами грудь переполню твою,

Живительно буду ее волновать я,

Заветные в ум