твой вложу я понятья,

И пламень восторга я в душу волью.

И всем помогу я стремленьям твоим,

Пойду, как слуга, за тобою повсюду;

И долго твоею я спутницей буду,

И много житейских мы зол победим,

И много блаженства нас ждет впереди».

Она говорила; и в светлую фею

Я взоры вперял, упоенные ею,

И слушало сердце, трепеща в груди.

2

Она в день грустный, в час невзгодный

В последний раз ко мне пришла:

Серела пеленой холодной

В полях туманов полумгла.

Бесцветны были и унылы,

Как дол и скаты, небеса,

Все замирали жизни силы,

И все немели голоса;

Невнятно, как больной тоскливый,

Роптал лишь бор издалека;

Чуть двигаясь над сжатой нивой,

Тянулись тяжко облака.

И тот же самый край был это,

И тот же дол, и тот же сад,

Где мы сошлись в лучах рассвета

Пятнадцать лет тому назад.

И гас заката луч багровый,

На землю листьев желтый рой

Ложился; и в игре суровой

Взвивал их ветр с земли сырой.

Вились, как пестрые их груды,

В уме моем, средь тишины,

Мои увядшие причуды,

И упования, и сны.

И вдруг, очнувшися душою

От горестного забытья,

Ее опять перед собою

Нежданную увидел я.

Не гостью радостной, как прежде,

Не с ясным взглядом торжества, –

В обезображенной одежде

Она стояла, чуть жива,

Вся одичалая, немая,

В уныньи тяжком и тупом,

Изнеможенно поникая

Своим развенчанным челом.

«К чему ты здесь? – сказал я глухо. –

Ко мне вотще не приходи;

Ты сберегла ль мне силу духа,

Отвагу сердца, жар груди?

Я знал с тобой одни утраты

И бедоносные мечты;

Изменница! мне солгала ты,

Мне ненавистна стала ты». –

«Несчастный! – тихо прошептали

Ее дрожащие уста. –

Взгляни и вспомни: не была ли

Я и прекрасна и свята?

Припомни, что сбылося с нами

С тех дней до нынешнего дня;

Какими дикими путями

Повел, жестокий, ты меня.

Я отдалась тебе всецело,

Твоею сделалась рабой,

И расставаться не хотела,

Безумец жалкий, я с тобой.

Сует я часто гул презренный

Воззваньем честным прервала,

Твердя про труд благословенный,

Про долговечные дела.

Но дальше мчал меня ты люто

Стезею бедствий и грехов;

Тебе я мирного приюта

Не раз указывала кров, –

Но ты шел мимо, в злой тревоге

Бессмысленно меня губя.

Порой, измучась, на дороге

Я отставала от тебя.

Тогда ты звал меня сердито,

И вновь старалась я идти,

И вот, – тобою я убита,

Мне нет спасения, прости!»

И, говоря, она редела

Как сон, бледнее и бледней,

И чуть лишь отделялась бело

От окружающих теней.

И я, в вражде с самим собою,

Глядел, и сердце облилось

Внезапно теплою струею

Моих невыплаканных слез.

«Постой! пойдем мы вместе снова, –

Воскликнул я, – останься мне!

Дай мне безумия былого

Ошибку искупить вполне.

И если, бедная подруга,

Нам расставаться суждено,

Так пусть обнимем мы друг друга

Хоть на мгновение одно.

Святым лобзаньем примиренья

Мою ты душу оживи;

Дай мне минуту вдохновенья,

Минуту счастья и любви!»

Печальной дрогнули улыбкой

Ее черты; едва видна,

Мелькала полосою зыбкой

В вечернем сумраке она.

«Так кто ж ты? – вскрикнул я невольно. –

Откуда ты? зачем же вдруг

С тобой расстаться мне так больно?

Кто ты, скорбящий, странный друг?

Кто ты, пришедшая сначала

Ко мне как радость бытия?» –

«Меня уж нет, – она сказала. –

Была я молодость твоя».

Август 1858

Москва

«Да, шли мы житейской дорогой…»

Да, шли мы житейской дорогой,

Глупенько, признаться не грех,

С усильем, с упорством, с тревогой,

Всё в завтрашний веря успех.

Шел каждый, кто лучше, кто хуже,

Дразнимый призраком своим;

И все мы, дошедши к тому же,

Назад с удивленьем глядим.

И можем, вздохнувши глубоко,

Все вместе мы ныне твердить:

К чему было биться без прока?

К чему огород городить?

Между июнем и сентябрем 1858

А. Д. Б<аратынск>ой

Писали под мою диктовку

Вы, на столе облокотясь,

Склонив чудесную головку,

Потупив луч блестящих глаз.

Бросала на ваш профиль южный

Свой отблеск тихая мечта,

И песнь души моей недужной

Шептали милые уста.

И данную мне небесами

Я гордо сознавала власть,

И поняла, любуясь вами,

Что я не вправе духом пасть,

Что не жалка судьба поэта,

Чье вдохновение могло

Так дивно тронуть сердце это

И это озарить чело!..

Сентябрь 1858

Петербург

Ночлег Витикинда

Их двое шло ночной порою

В глухом, дремучем сосняке,

Как будто с бою или к бою,

В нагрудниках, с мечом в руке,

Смотря сердито из-под шлема, –

Могучие богатыри;

И было дико всё и немо

Кругом, леса да пустыри.

Шли оба в помысле суровом

О темном деле иль беде,

Лишь изредка