— Мои родители — болгары, и дед тоже, все они живут в России уже давно, продолжала Снежана и вдруг запнулась, замолчала. Глаза чуть потемнели, и теперь она смотрела мимо Драгурова, сквозь него. — Никак не могу привыкнуть к смерти отца.

— А Вы не говорите об этом, — сказал Владислав, вспомнив, что старик, принесший металлического мальчика, упоминал о гибели зятя в автокатастрофе.

Чтобы отвлечь девушку, он разбудил спящего в коробке под столом котенка и вытащил его на свет божий. Котенок уставился на Снежану, раскрыв от удивления глазки и даже не мяукнув.

— Какая прелесть! — воскликнула она, беря котенка на руки и позабыв, кажется, сразу обо всем.

— Вы ему понравились. У Вас с ним одинаковые глаза.

— Правда? Как его зовут?

— Никак.

— Надо придумать имя. Даже куклам дают имя. Хотя они этого не заслуживают.

— А у него уже есть. Никак.

Снежана рассмеялась, сообразив. Владиславу было радостно, что он сумел развеселить ее. Всем стало хорошо, даже котенку. Может быть, сегодня действительно какой-то необычный день? Драгуров позабыл не только о работе, но и о доме, словно оторвавшись от земли и ее тяготения. Но вопрос девушки вернул его обратно:

— Вы, должно быть, счастливы со своей семьей?

— Конечно, — промолвил он. — У меня отличная жена, дочь. Другая жизнь и не нужна.

— А Вы пробовали жить другой жизнью? — загадочно спросила Снежана. И сама же ответила: — Впрочем, пробуют вино; если оно невкусно — выливают, а если желанно — выпивают бокал до дна. — Она поднялась и протянула руку. — Кажется, мне пора идти. Дедушка приболел, просто просил узнать, как продвигается работа. Но в следующий раз за игрушкой он придет сам. Я передам ему, что все в порядке. Ведь так?

— Остались детали, — смущенно пробормотал Владислав, растерявшись. — А Вы? Вы не придете больше? У меня сейчас, наверное, очень глупый вид?

— Такой же, как у него. — Снежана показала на котенка. — Прощайте! Мне было очень хорошо здесь, поверьте.

Почувствовав, что Драгуров хочет что-то сказать, возразить, ответить, она приложила пальчик к губам и улыбнулась — только глазами, лиственной зеленью весны.

— Ни сло-ва больше, — раздельно, по слогам, проговорила она. И ушла.

Некоторое время Владислав ходил по мастерской из угла в угол. Потом остановился, задумался, вспомнил весь разговор со Снежаной.

— А на что ты рассчитывал, старый дурень? — наклоняясь к котенку, насмешливо спросил он. Никак тотчас же замяукал, словно объясняя, что если кто из них двоих и дурень, тем более старый, то уж не он, а хозяин. — Пожалуй, ты прав, — согласился Драгуров.

Работать не хотелось. Вытаскивая из сумки бутерброды, он наткнулся на сценарий. И, чтобы как-то отвлечься, открыл его наугад.

«…Князь купил меня на торгах за смехотворно низкую цену: два рубля с полтиной, но я не был в обиде ни на него, ни на аукционщика, уж больно надоело торчать без всякого дела на складе, среди других, томящихся в тусклой немоте вещей. Он был игрок и повеса, этот князь, уже немолодой, изъеденный разными болячками, в который раз проматывающийся дотла, но спасавшийся от долговой ямы неожиданным наследством или удачной женитьбой и все хорохорившийся, как юноша. Злые языки поговаривали, что жены его, числом три и все купеческого сословия, чахли и умирали не без содействия князька. Горевал он и впрямь недолго. Торопился жить дальше. Словно предчувствовал, что время его кончается. Россия рушится, а впереди — бездна.

С аукциона, на который заглянул случайно, он привез меня в свой дом возле Никитских ворот. Был такой особнячок с колоннами и мраморными Венерами у подъезда, теперь уж, наверное, снесли… Спроси его в тот момент: зачем ты, князь, приобрел № 18 в аукционном реестре — „Металлический мальчик с лютней и луком“? — он бы и не ответил, поскольку и сам не знал. Не догадывался даже, что внутри меня находится тонкий механизм. Поставил на удобное место возле камина, словно хотел, чтобы я лучше видел длинный игровой стол, за которым по вечерам собирались гости. Все стены вокруг были обвешаны картинами и обставлены зеркальными панно. Князь отличался отличным зрением и зал оборудовал таким образом неслучайно. Вообще-то он шельмовал по-всякому, искусный был. игрок, мастер на разные хитрости, даже приятно. Если бы прожил подольше, наверняка бы кончил свою жизнь на дне, в какой-нибудь ночлежке. Но судьба распорядилась иначе…

Волочился он за одной прехорошенькой девицей из семейства благородного, да только брат этой девушки был такой же заядлый игрок и мот, как наш князь. Она за ним частенько приезжала сюда, вытаскивала из-за стола чуть не со слезами, уговаривала уехать. А братец, пока не проиграется в пух или не сорвет крупный банк, чтоб тут же и спустить все, — ни ногой. Вот и приходилось ей терпеливо ждать да украдкой глаза платочком батистовым вытирать. Тут и князь, в паузах, все рядом и рядом, то шепнет что-то на ушко, а то и вовсе рассмешит чем-то. Известное дело, молодое, не все ж плакать! Короче, вышло меж ними сильное чувство, а попросту — любовь, по крайней мере уж с ее-то стороны точно. А князю, видно, и самому надоела беспутная его жизнь, желал он остепениться, в поместье своем родовом осесть, детишек нянчить. Уж эта-то супружница не последовала бы так скоро за тремя предыдущими. А может, и не задержалась бы, кто его знает?

Эх, дурень князь, хоть и башка хитрая: не в деревню тебе, а в Париж ехать, да со всех ног. Не видел, что ли, что за окном делается? Какой год на дворе, какая игра идет крупная, не чета этой, в каминном зале. Тут уж не смухлюешь, станешь подглядывать за картами в зеркало, а оттуда тебе — Р-р-революция морды кажет. Так-то…

Сидят они, значит, с братцем этим, вдвоем, оба пьяные, на столе — карты. О ней говорят, о невесте.

— Поскольку я в семье старший, ты, бревно этакое, князь, на сестре моей не женишься, потому как мерзавец.

— Кто ж спорит, что я мерзавец? Да только и спрашивать я тебя, голуба душа, не стану, а увезу ее и без твоего согласия.

— А сыграем на нее в карты, кто верх одержит — тому и быть.

Начали банк метать. И вот ведь что интересно: честно сыграл князь — уж мне ли не видеть — может быть, впервые за всю жизнь. Не иначе как на судьбу понадеялся. Тут-то она его и достала. Иной раз не худо бывает и проиграть либо поддаться. Черт с ней, с девицей, других, что ли, мало бродит? Братец тем временем в крик: вор! шулер! да я тебя!.. Кровь вскипела, за грудки схватились, да по мордасам, да по мордасам!.. Какие уж тут дуэли, позабыли про Онегина с Печориным. Тут кто первым канделябр ухватит. А вместо канделябра — статуэтка возле камина, металлическая. Фигурка мальчика. Ловчее-то братец оказался, а князек оплошал. Жалко. Вот тебе и сыграл честно. В ящик».

8

Из здания больницы выбрались через запасной вход, а затем пошли вдоль забора, пока не отыскали подходящее место, чтобы можно было перелезть. Галю пришлось подсаживать, хотя она и уверяла, что брала «в детстве» и не такие барьеры.