— Теперь он задумал совсем другое. — Карину несколько покоробили слова Влада. — Как же «ничего путного»? А где же мы тогда познакомились, и кто свел нас вместе? Разве не Клеточкин?

— А мне на это плевать, — совсем уж грубо ответил Владислав, и Карина почувствовала, что он не здесь — витает мыслями где-то в другом месте. Не стоит даже и разговаривать.

— Возьми хоть сценарий, почитаешь в дороге.

Он замотал головой, но она все же сунула украдкой дерматиновую папку в портфель, вместе с бутербродами. Драгуров видел все это в зеркале, но промолчал. Они словно играли в какую-то странную игру под названием «Обмани меня». И впервые за много лет, уходя, Владислав забыл поцеловать Карину. А она промолчала.

На столе в мастерской его поджидал котенок Никак; задрав хвост, он стал тереться о ноги и пронзительно мяукать, выражая то ли радость, то ли обиду на так долго не появлявшегося Человека.

— Никак не научишься говорить толком? — спросил Владислав.

Подобрав измочаленного клоуна, он выбросил его в мусорное ведро. Другого материального урона котенок вроде бы не нанес. Придется в следующий раз запереть его в коридоре. Драгуров вспомнил двух вчерашних посетителей, нахмурился. Подливая в миску молоко, сказал:

— Когда вырастешь размером с тигра — поможешь мне в одном деле. Лучше потратиться на тебя, чем на них.

— Мр-рр-мя! — согласился Никак. Работы было много, но иногда Драгуров все же отвлекался, возвращаясь мыслями к металлическому мальчику, оставленному у Белостокова. Будто беспокоился о живом ребенке. Ловил себя на этом и, неизвестно отчего, злился. С появлением в его жизни странной игрушки Бергера все как-то пошло наперекосяк. Нет, конкретно ничего плохого не случилось, но он чувствовал непонятную, нависшую над ним и его семьей угрозу. Вот и с Кариной что-то происходит. И Галя… Даже приход рэкетиров казался ему теперь связанным каким-то боком с этой игрушкой, что было уж совсем глупо. Владислав понимал это, но ничего не мог поделать, не мог отогнать рой мешавших работе мыслей.

Перед обедом в мастерскую вошла зеленоглазая девушка в белом плаще.

Она остановилась, с любопытством разглядывая стеллажи с куклами, а Владислав с не меньшим интересом смотрел на нее, поскольку никогда не видел столь красивых и хрупких созданий. И голос у нее оказался под стать всему облику: мелодично-звенящий, словно хрусталь.

— Ну вот! Кажется, я пришла не вовремя.

— Данетже, как раз… я… — смутился Драгуров, будто боясь спугнуть неожиданно залетевшую бабочку в конце сентября. — А что Вам угодно? Присаживайтесь, ради бога!

Девушка оперлась ладонями о спинку стула, но продолжала стоять и улыбаться.

— У Вас тут так интересно, — промолвила она. — Как в музее. Но, говорят, нельзя слишком долго жить среди кукол. Они отнимают сердце. В детстве у меня было мало игрушек.

— Почему? — машинально спросил Владислав.

— Не знаю. Так воспитывали. — Пожав плечами, девушка прошлась по мастерской. — А вот своей любимой игрушки я здесь что-то не вижу.

Наконец-то Драгуров сообразил, что девушка пришла забрать заказ.

— Как Ваша фамилия? — Он достал регистрационную тетрадь, открыл на последних страницах.

— Караджанова.

Пока Драгуров листал тетрадь, девушка заглядывала через его плечо, и он чувствовал тонкий запах духов. Странно, Владислав считал себя более стойким мужчиной, не способным терять голову при виде смазливого личика или стройной фигурки. Но тут было что-то другое. Девушка нагнулась еще ближе и показала пальчиком в запись, сделанную четыре дня назад.

— Вот он, мой дед. «Металлический мальчик с луком и лютней». А… где же сама игрушка?

Драгуров вдохнул воздух, поскольку все это время почти не дышал.

— Хотите кофе? — неожиданно для самого себя спросил он.

Девушка немного помедлила, зеленые глаза взглянули чуть удивленно.

— Хочу, — просто ответила она.

— Вот этот негодяй, — ткнул пальцем в сторону сухощавого молодого человека Клеточкин. — Леша, иди сюда!

Карина представляла себе сценариста несколько иначе, более солидным, что ли, а тут к ней направлялся совсем юноша с курчавой бородкой, спутанной гривой соломенных волос и ускользающим взглядом. Передвигался он как-то лениво, будто размышляя над каждым последующим шагом, или будто любое лишнее движение вызвало у него отвращение. О своей внешности, судя по всему, он заботился мало. По пути успел пару раз остановиться, небрежно закурить, обмолвиться с кем-то несколькими фразами.

— Ползет, как черепаха, — проворчал Клеточкин. — Дармоед. Как он тебе?

— Вроде бы ничего. Хватит ругаться.

— Я ведь любя. А где, кстати, твой муж?

— Он не придет. Влад не хочет с тобой работать.

— Почему?

— Спроси у него сам, если надо. — Карина коснулась протянутой ладони сценариста, вялой и прохладной.

— Угу…гм-м… — промычал что-то нечленораздельное Колычев.

— А я — гым-м…ага… — ответила Карина. Сценарист улыбнулся.

— Вот и познакомились, — сказал Клеточкин, переводя взгляд с одного лица на другое. Что-то заинтересовало его, и он точно так же, как только что они, добавил: — Гм-м… гм-м… Ладно, вам есть о чем поговорить. А меня продюсер ждет. Юра! — крикнул он занятому работой оператору. — Кончишь снимать, иди в дирекцию — жду тебя там.

Любомудров, оторвавшись от камеры, помахал Карине рукой. Они все тут хорошо знали друг друга. И только Алексей Колычев производил почему-то впечатление инородного тела, как брошенная в кипящий работой муравейник личинка мухи. И, наверное, сам отлично понимал это, поскольку губы его то и дело кривила ироническая и слегка застенчивая улыбка.

— Извините, — произнес он вдруг.

— За что? — удивилась Карина.

— Так… просто. Мне показалось, что я Вас чем-то обидел.

— Нет.

— Ну, тогда заранее. Вперед. Может быть, расстрою в будущем.

— Мне бы этого не хотелось. Господи, мы говорим о какой-то ерунде.

Карина почувствовала, что начинает сердиться, — не столько на него, возомнившего о себе невесть что, сколько на себя. И все потому, что никак не могла уловить его взгляд: он скользил в сторону или вниз, хотя сам сценарист каким-то внутренним зрением изучал ее — это ощущалось всей кожей. Она даже испытала какое-то неприятное жжение внутри, около сердца. Странно, но он не походил на других людей, с которыми ей доводилось встречаться.

— Как Вас занесло в кино? — несколько раздраженно спросила Карина, не зная, о чем вести речь, хотя до последней минуты ей хотелось расспросить его о многом: например, откуда взялась идея сценария, какой он видит роль Селены в фильме, что он вообще, черт возьми, собой представляет?