Иногда Орест смотрел в море, вглядывался в горизонт – искал там лодки или корабли. Помнил, что, когда был в военном лагере с отцом, все лодки и корабли ждали в гавани. Но сейчас никакого намека на них в море не было.

Когда они сиживали вместе, Орест откидывался назад и опирал голову о грудь Леандра, Леандр же обнимал его обеими руками. Оресту хватало при этом ума помалкивать – и ни о чем не думать, а только ждать, пока солнце не макнется в море, и тогда Леандр разомкнет объятия, отодвинет Ореста в сторонку, встанет, потянется и они вместе пойдут обратно к дому.

По ночам Митр излагал Оресту истории, рассказанные старухой, пока они были наедине. Нашептывал ее слова, стараясь вспомнить их точно, а когда добирался до каких-нибудь подробностей, умолкал в том же ритме, что и старуха.

– Жил-был человек, а может – царь, – рассказал он, – было у него четверо детей, одна дочка и три сына. Он любил своих жену и детей, и они были счастливы.

– Когда это было? – спросил Орест.

– Не знаю, – отозвался Митр. – А когда жена умерла, – продолжил он, – мать четверых детей, они загрустили, и тогда отец послал за сестрой их матери, женился на ней, и они опять стали счастливы – пока мачеха не приревновала отца к детям. И потому велела их убить, но слуга, которому она приказала убийство, сказал, что не сможет этого сделать, потому что дети красивые и…

Он примолк на миг, словно забыл, что дальше.

– Может, потому что царь разгневается, – подсказал Орест.

– Да, может. И тогда она сама пошла их убивать.

– Пока они спали?

– Или пока играли. Но, придя к ним, она тоже не смогла. И вместо этого превратила их в лебедей.

– И они умели летать?

– Да, они улетели прочь. Таково было заклятие – чтобы они улетели подальше, но прежде они попросили кое о чем. Серебряную цепочку – чтобы никогда не разлучаться. Цепочку для них выковали, и они улетели, связанные цепочкой между собой.

– И что же с ними случилось потом?

– Они прилетели сначала в одно место, потом в другое, потом в третье, и так прошло много лет. Бывало холодно.

– Они погибли?

– Они летали девятьсот лет. И все эти годы ждали – и рассуждали о возвращении домой. Говорили о том дне, когда они полетят, по-прежнему связанные серебряной цепочкой, и найдут место, откуда они родом. Но, когда то время пришло, все, кого они знали, уже умерли. В родных местах жили другие люди, незнакомые люди, и они перепугались, когда лебеди приземлились и крылья их отпали, и клювы, и все перья осыпались. И лебеди опять стали людьми. Людьми, но больше не детьми. Они состарились. Им было по девятьсот лет, и все новые люди, завидев их, бросились врассыпную.

– А дальше?

– Они умерли, и тогда те, кто удрал, вернулись и погребли их.

– А серебряная цепочка? Ее тоже закопали?

– Нет. Цепочку люди сберегли, а погодя продали – или как-то еще приспособили к делу.

* * *

Старуха постепенно слабела. Митр устроил ей постель в кухне, потому что ходить она больше не могла. По-прежнему она разговаривала с ним среди дня, а во время трапез что-то ела, но лишь то, что давал ей Митр. Ни Ореста, ни Леандра она не узнавала. Когда они заговаривали с ней, она не отзывалась. Иногда принималась за историю о кораблях и людях, о женщине и волнах, но продолжить у нее не получалось. Бывало, она перечисляла имена, но те, казалось, никак и ни с чем не связаны. Мальчики ели молча за столом, голос старухи то возникал, то затихал, они едва слушали ее, поскольку почти все, что она произносила, не имело для них смысла.

Частенько она засыпала прямо на середине фразы, а затем просыпалась и звала Митра, он кормил ее, сидел рядом, подтаскивал пса, а остальные двое отправлялись работать или перебирались в другую часть дома – или на уступ над скалами, глазеть на волны.

Однажды вечером женщина все повторяла и повторяла несколько фраз, а затем – несколько имен, после чего умолкла и заснула. Мальчики почти доели, и тут она проснулась и принялась шептать. Поначалу они едва могли расслышать. Это был список имен. Орест встал и подошел к ней.

– Можешь еще раз сказать имена? – попросил он. Старуха не обратила на него внимания.

– Митр, можешь попросить ее еще раз сказать те имена? – спросил Орест.

Митр тоже приблизился к старухе, опустился рядом с ней на колени.

– Ты меня слышишь? – прошептал он.

Она перестала говорить и кивнула.

– Можешь еще раз сказать те имена? – попросил он.

– Имена?

– Да.

– Этот дом был полон имен. А теперь здесь только Митр.

– И Орест с Леандром, – сказал Митр.

– Они уйдут, как все остальные, – сказала она.

– Мы не уйдем, – произнес Леандр погромче. Старуха покачала головой.

– Дома полнились именами, – проговорила она. – Всеми именами. Этот дом был…

Она опустила голову и больше ничего не сказала. Чуть погодя, когда Орест заметил, что она не дышит, они побыли с ней еще сколько-то, Митр держал ее за руку.

Наконец Орест прошептал Леандру:

– Что нам делать?

– Она умерла. Нужно отнести ее к ней в комнату, взять с собой свет и сидеть с ней до утра, – ответил Леандр.

– Ты уверен, что она умерла? – спросил Митр.

– Да, – отозвался Леандр. – Мы пробудем рядом с ее телом всю ночь.

– А потом похороним? – спросил Орест.

– Да.

– Где?

– Митр сообразит.

Они бережно отнесли ее тело в комнату в глубине дома, туда, где она спала, и Митр, шедший следом с собакой, принялся кашлять, нахохлился в углу рядом с покойницей, время от времени подбирался поближе, гладил ей лицо и руки, а затем возвращался на свое место. Однако, пока ночь таяла, он кашлял все больше, и ему пришлось выбраться наружу, подышать.

Орест с Леандром оставались рядом с телом, оно остыло и окоченело, и ни один не осмеливался заговорить. Вот оно, время, которого они страшились, думал Орест, время, когда предстоит что-то решать. Он понимал, что они прожили в этом доме пять лет. Осознавал, что ему невдомек, какие замыслы вынашивал Леандр, о чем он думал все это время, что они здесь провели.

Оресту не хотелось отсюда уходить. Слишком много минуло времени. Если, когда Митр вернется, Леандр скажет, что, по его мнению, им надо остаться здесь и никак не помышлять об уходе, Митр тут же согласится – согласится и Орест. Они пробудут здесь, пока не состарятся, как состарилась эта женщина.

Он попытался вообразить, кто из них умрет первым, а кто в конце концов останется один. Представил себя и Леандра, наедине, Леандр заботится о скотине и урожаях, а он, Орест, приглядывает за кухней и едой, собирает яйца. Вообразил, как Леандр возвращается в конце дня, а Орест уже приготовил поесть, потом они говорят о погоде, об урожаях, о скотине и, может, когда-нибудь, – о Митре и старухе или даже о родном доме, о людях, которых они там оставили.