– А вы действительно не понимаете? – прищурился Глеб.

– Думаю, да, – подумав, сказал Зеленский.

– Думаю, я тоже, – пожала плечами Ева.

Читать их мысли и выявлять по мимике и поведению «первичные» признаки вранья было не дело. Не сейчас. Он должен принять наименьшее из зол. Семья олигарха ему не нужна. Какие бы преступления ни совершали его помощники, про них команды не было, и свою вину они, судя по всему, искупили. А если нет, то на небе воздастся каждому по делам его. Однако вытащить соотечественников из беды он обязан. А вот нужен ли ему безумный олигарх – вопрос интересный. Ладно, это все бесплатные теоретизирования. На него с любопытством взирали члены его группы, ожидая, когда же их командира пробьет на мудрейшее из решений. На него таращились изможденные островитяне – немного с надеждой, немного со страхом. Он мог оставить их здесь и отправиться разбираться с пиратами. Но скоро пираты будут обшаривать остров (если уже не начали), найдут и эту пещеру – до нее от пляжа протоптана отчетливая дорожка, и топтали ее явно не попугаи. Он должен увести их в безопасное место, убедиться, что люди надежно спрятаны, после чего нейтрализовать пиратский флот, отбить «Гамбринус», всю компанию – на борт, и в ближайшие нейтральные воды. А там рукой подать до диснеевского хеппи-энда… Ни хрена себе план! И делать это надо быстро, не то скоро вся компания опять проголодается, а продукты кончились…

– Вы можете остаться, конечно, в пещере, дорогие отшельники, – начал он издалека. – Даже более того, вы можете остаться на острове и пожить тут еще пару лет – что, кстати, неплохое решение в свете приближающейся великой депрессии…

– Зря ты это сказал, – успела вставить Татьяна. – Сейчас будет сцена, содержащая агрессивный конфликт.

И тут они загалдели наперебой! Анна рычала, что ноги ее больше не будет в этом доме, надоело! Видеть больше не может эти рожи, ну их к той-то самой матери! Она не преступница, она разведется с Леонидом, вернется в Лозанну, или в Москву, или хоть в город Мирный в Республике Саха! Леонид орал, что скатертью дорога, он себе и получше найдет, будь проклят тот день, когда он связался с этой ехидной! Фаткин отчаянным визгом призывал присутствующих успокоиться, Зеленский вопил, что он дитя урбанизма и он не может уже есть рыбу без соли и птицу с желчью, он хочет побриться, привести себя в порядок, сходить, наконец, в баню! Он тоже не сделал ничего предосудительного, он просто выполнял свою работу, за которую получал от Каренина скромное жалованье, вполне соизмеримое с зарплатой среднестатистического россиянина! Он хочет вырваться из этого тропического плена! К черту пиратов, пусть ему дадут автомат!.. Ева с ужасом смотрела на этот бардак, несколько раз порывалась что-то сказать, но в итоге махнула рукой и отвернулась. И только олигарх Каренин не принимал участия в словесной потасовке. Он сидел на коленях, тупо уставившись в пространство, и только если кто-то начинал кричать над ухом, досадливо морщился, тряс головой, словно сбрасывая с ушей прилипшие «флотские» макароны.

А потом все выдохлись, и стало тихо.

– А что в мире-то творится, господа? – печально улыбнувшись, спросила Ева. – Мы ведь не были там почти три месяца…

– В мире все нормально, Ева, – крякнул Глеб, пряча улыбку. – Землетрясения, авиакатастрофы, многосерийный президент… А теперь внимание, дорогие штатские. Мы попытаемся вас вытащить и вывезти в нейтральные воды, но с единственным условием. Вы беспрекословно выполняете все приказы – мои и членов моей группы. Малейшее неповиновение, бунт на корабле, попытка пролезть поперек батьки – и начинаются репрессии, чреватые обструкцией и изгнанием. Если говорю лежать – все лежат, говорю бежать – все бегут. Comprendo? – перешел он на испанский.

– Черт с вами, – Леонид высокомерно задрал нос. – Но только не забывайте, что все ваши требования должны быть разумными, – после этих слов у Гурьянова вдруг зачесался кулак, и он начал энергично его растирать, поглядывая на Леонида, как на боксерскую грушу.

– Да, да, мы непременно будем вас слушаться, – закивал бухгалтер Фаткин. – А вы обещаете, что в нейтральных водах пересадите нас на борт какого-нибудь судна… нейтрального государства?

– Оставьте глупые надежды, Константин Михайлович, – вздохнул, теребя бороду, Зеленский – он и впрямь был вылитый Бен Ганн. – Кому вы нужны такой в… нейтральном государстве? У вас ни документов, ни гроша за душой, поскольку все ваши счета давно арестованы. Мы были людьми рядом с Александром Наумовичем, а теперь мы… – Он печально и с досадой посмотрел на человека-растение.

– Букашки, – ухмыльнулась Анна. – Наживаться надо было в меру, Адам Станиславович, – не так больно было бы падать. – Она придирчиво уставилась на Глеба: – Пистолет дадите?

– Нет, – сказал Глеб.

– Да и черт с вами, – фыркнула Анна. – Сама добуду. У вас, кстати, имя есть?

– Гражданин майор, – улыбнулся Глеб.

– Я так и думала, – блондинка передернула плечами. – Какие странные имена дают вам при рождении.

– Мама называла Глебом, – пошел на уступку Дымов, – папу звали Андреем. Вы согласны идти с нами, Александр Наумович? – Он повысил голос, резко повернувшись к олигарху. Он все еще не мог смириться с ситуацией. Высматривал «компрометирующие» изменения лицевых мышц, быстрые движения глаз… Но снова номер не прошел – олигарх забеспокоился, почувствовав чужого в некомфортной близости, начал шарить подслеповатыми глазами – он ведь практически не видел без очков, которые потерял при кораблекрушении.

– Простите, – смутился Глеб, перехватив укоризненный взгляд Евы.

– Понимаю, – криво усмехнулась девушка. – В это трудно поверить, но придется. Позвольте прямой вопрос, Глеб Андреевич? Что будет с моим папой?

– С моим, кстати, тоже, – заревновал Леонид.

– Неужели? – окрысилась Ева. – Ты хоть раз к нему подошел за последние два месяца? Да ты шарахался от него, как от проказы!

– Неправда! – вскричал Леонид. – Я подходил!

– Еще одно условие, – нахмурился Глеб. – Пока не выберемся с острова, вы не будете выяснять свои семейные отношения. Не думаю, Ева, что с вашим папой случится что-то более страшное, чем уже случилось. Насколько знаю, людей, страдающих психическими расстройствами, не судят.

– Их лечат до победного конца, – оживилась Анна. – А если выживут, то судят.

Не хотел он брать на себя ответственность. Он уже чувствовал, что хлебнет с этими людьми миллион неприятностей! На жалкие минуты выпустил ситуацию из-под контроля. На голоса в пещере уже валил народ. Топот снаружи, и в пещеру ворвался широкоплечий растрепанный азиат с автоматом наперевес. За ним еще двое – в пятнистых майках, в защитных штанах стандарта НАТО.

– Ложись! – страшным голосом проорал Глеб, совершая кульбит через догорающий костер. Твою мать! Больно же!

Люди валились, испуганно крича, разлетались в разные стороны спецназовцы. А пираты – они, как видно, прочесывали берег, услышали голоса и заинтересовались – растерянно вертели головами, не рассчитывая обнаружить в западне такую массу народа. Они не понимали, на кого нарвались. Возможно, был приказ добыть пловцов с «Гамбринуса» живыми. Так или иначе, заминки в несколько секунд спецназовцам хватило. Растрепанный азиат по инерции пролетел вперед, остановился с вытаращенными глазами, ошеломленно завертел приплюснутой головой. А на него уже сбоку в трагическом безмолвии прыгала Татьяна. Он успел отметить посторонний предмет, но инерционная масса сбила с ног, потащила за собой, покатился по каменному полу клубок конечностей. Остались двое – один собрался стегнуть врассыпную очередью, да как-то сморщился, когда клинок с зычным треском пробил грудную кость. Ноги подкосились, он удивленно воззрился на то, что уже никогда не сделает его сильнее, и повалился, подавившись кровавой рвотой. У третьего заклинило затвор – как это мило! Он рвал его, скрежеща зубами, потом вскинул посеревшую физиономию. Представитель белой (хотя и изрядно загорелой) расы, поперек себя шире, нос картошкой, на затылке бейсболка с интересной надписью «Корнелльский университет, Итака, штат Нью-Йорк» (видать, почетный профессор), усы, как у запорожца, при этом один из усов от страха взметнулся и явно протестовал.