Ненавижу врать, но сейчас придется!

— Светлячок, да ты искусница! – шепчет Андрей, обхватывая меня ледяными руками. Шутливо— сердито хлопаю смеющегося мужчину по ладоням, и начинаю греть чайник.

— Я не Светлячок больше, — спорю я, встряхнув своими темными волосами, к которым никак не могу привыкнуть.

— Ты всегда будешь моим Светлячком! – отвечает Андрей с ноткой непонятной мне грусти. И смотрит так… странно. Так на тяжелобольных смотрят – с жалостью, которую скрыть пытаются, но получается плохо.

В детстве я часто ловила на себе такие взгляды.

— Не смотри на меня так, — решаюсь я сказать. – Андрей, ты странно себя ведешь в последнее время! Задумал что— то? Или проблемы…

— Не бери в голову, — улыбается он и, быстро поднявшись со стула, целует меня, прижимая к себе.

Сильно.

Жадно.

Многообещающе!

Прерывает нас громкое кипение воды, и я отрываюсь от Андрея. Упираюсь в его грудь слабеющими руками – всегда рядом с ним мое же тело меня подло предает.

— Усади Захара, я вам какао налью.

— И торт. Я видел – ты приготовила! – алчный взгляд Андрея направлен на холодильник.

Сладкоежка!

— Я к застолью его приготовила! Обойдетесь, — грожу Андрею пальцем, который он ловит, и целует.

Прижимаю ладонь к его щеке, глажу ласково, снова любуясь им – и как я три года без Андрея вообще жила? Как по утрам вставала, спать ложилась… как могла даже подумать о том, чтобы предложение Руса принять?

От всепоглощающей нежности и любви мне вдруг хочется весь мир обнять! Банально, высокопарно, но это именно то, что я чувствую сейчас.

А еще, сквозь все мои ванильные мысли пробивается некий диссонанс. Оркестр играет красивую мелодию, но кто— то фальшивит – и я чувствую эту неправильность, острым ноготком царапающую мое сердце.

Что— то не так.

— Родной, ты… знаю, я сто раз тебя спрашивала, но ты точно больше не свяжешься ни с чем противозаконным? – спрашиваю я, не глядя на него.

Терпеть не могу задавать один и тот же вопрос десятки раз, но именно это волнует меня больше всего! Даже не людская молва, приписывающая мне преступления Андрея, а то, что если он не прекратит – это никогда не закончится!

— Я же сказал, что все! – хмуро отвечает Андрей. – Ночью хотел рассказать, но лучше сейчас: я строительством заниматься буду. Как отец раньше.

— Строительством? – переспрашиваю я, поворачиваясь к мужчине.

— В Москве это очень выгодно. Столица строится и перестраивается, — пожимает Андрей плечами, шурша фантиком от конфеты. – Свои знакомства я тоже использую, конечно, но больше никакого криминала! Вот увидишь – я скоро стану строительным магнатом, и ты, наконец, сможешь спокойно пользоваться моими деньгами. Нашими деньгами!

Именно в этот момент с души падает неподъемная глыба, которая мешала дышать. Строительство, да еще и со связями Андрея – это же замечательно! Лишь бы не ввязался снова во что— нибудь!

— А тебе дадут подняться? – все же волнуюсь я. – Анатолий Маркович, да и остальные – те, кто наслышан о тебе из новостей.

— Милая, не думай об этом, — снова отмахивается от меня Андрей. – Зачем тебе о таком беспокоиться, если есть я? Все решу, со всем справлюсь, а ты после этого проклятого интервью отдохни!

Угу. Иными словами: «Не лезь в мужские дела, женщина!»

Очаровательно!

— Милый, — передразниваю я Андрея, несколько раззадорившись: — Ты как— то слишком часто начал говорить мне о том, чтобы я не думала ни о чем! Мне что, надеть халат, накрутить бигуди, и борщи тебе варить? Так ты нашу жизнь видишь?

— Эй, не заводись, — Андрей поднимает ладони, будто сдается. – Просто работу я предпочитаю на работе обсуждать! Да и ты для другого мне нужна…

— Для чего? – хмуро перебиваю я мужчину, желая побить его.

Скалкой.

Или сковородкой по темной макушке.

— Просто люби меня! И… выйдешь за меня замуж? – вдруг предлагает Андрей чуть дрогнувшим от волнения голосом.

Поднимается со стула, ответа ждет, внимательно следя за мной, а я…

Я ведь мечтала об этом! Давно и страстно – да и как иначе может быть, когда любишь? Вот только…

—  Андрей, ну что ты за человек! – смеюсь я. – Кто делает предложение на кухне? Нет бы под бой курантов опуститься на колено, кольцо подарить!

—  Опущусь, подарю… сердишься? – улыбается он.

—  Я всегда на тебя сержусь! И… конечно, я выйду за тебя! – отвечаю я счастливо, понимая, что его не изменить.

Марина

— Вы должны вести себя естественно, понимаете? Не будьте деревяшкой, Марина! – начинает терять терпение нанятый Андреем специалист.

Оказывается, лгать на публику – весьма непростое занятие! Мало нацепить белое, воздушное платье и мазнуть губы розовым блеском, выдавая себя за девочку-припевочку.

Нужно не просто выдать заученный текст, а заставить публику поверить. Проникнуться!

И с этим у меня проблемы. Еще в школе я могла заучивать целые романы в стихах, но вот продекламировать выученное с выражением у меня никогда не получалось.

— Больше я ничего не могу сделать, — вертлявый парень, которого притащил Андрей, чуть ли не волосы на себе рвет с досады. – Могу дать еще один совет: не заискивайте перед журналюгами! Это вы пригласили их, вы – хозяйка положения, а не они! Вот и ведите себя как хозяйка, а не как… вы поняли.

Поняла, не такая я дура.

Но и не семи пядей во лбу, к сожалению!

— Не думаю, что ваша идея с романтичным платьем – то, что нужно, — поджав губы, произносит Анна Алексеевна – еще один человек из моей команды подготовки к интервью.

Женщина в возрасте, и похожа на Майю Плисецкую не только внешностью, но и хищными движениями.

— Почему? – решаюсь я задать вопрос, и Андрей тоже удивленно глядит на стилиста.

— Не купятся, публика поумнела. А журналисты с радостью напишут, что вы решили их облапошить невинным внешним видом, — поясняет Анна Алексеевна, раскладывая по кровати принесенные наряды. – Хотя, парик придется надеть – уж слишком у вас стервозный сейчас вид. Примерьте все по очереди – я выбрала на свой вкус.

Примеряю наряд за нарядом. Анна Алексеевна, к моему счастью, не заставляет меня крутиться перед ней в каждой, и выгибаться по ее требованию, как цирковой артист. Едва я показываюсь перед ней в очередном платье, она либо качает головой, либо машет рукой – не то!

Наконец, она определяется, и я облегченно вздыхаю, рассматривая себя в сдержанной синей блузке, и юбке-миди с небольшим разрезом.