Ладони холодеют. От нахлынувшей ярости их покалывает – да как она смеет?!

Да, Андрея я люблю безумно! Так, что жизнь все краски теряет без него! Так, что сердце заходится, едва представлю, что с ним беда случится, но…

Сын мне дороже, и если встанет выбор – он будет не в пользу Андрея.

— С тобой бесполезно разговаривать! – мама кривит губы, взглянув в мое лицо, на котором капслоком написано, кого я считаю плохой матерью.

— Вот и не разговаривай! – я, в обнимку с Захаром иду в спальню.

Черт, некрасиво получилось! Сорвалась на ней… извинюсь чуть позже! Мама вспылила, переживая за меня, и я вскипела – тоже ведь не железная!

Ох… нужно бабуле позвонить! Она постоянно телевизор смотрит, и как бы ей плохо не стало от таких новостей о своей внучке, которая вечно влипает в неприятности!

Андрей сидит на кровати, и быстро набирает что-то в телефоне. Ищет информацию? Или переписывается с кем-то?

— Ты выяснил, кто это сделал?

— Слив от анонима, но я выясню, — отвечает Громов, не отвлекаясь от телефона. – Марина, собери пока вещи – мы съезжаем.

Киваю, протягиваю Захару одну из его игрушек, а затем кладу Андрею ладонь на плечо.

— Андрей, — зову я его, но он отмахивается. Я с большим нажимом повторяю: — Андрей!

Наконец, поднимает на меня глаза, и чуть ли не отшатывается.

— Что за…? Марина, зачем?

— Потом, — качаю я головой, намекая, что я не смену имиджа хочу обсудить. – Андрей, а что, если нам встретиться с Анатолием Марковичем?

— Если нужно будет – встречусь, поверь, — Андрей снова хочет вернуться к телефону, но меня это не устраивает.

— А если интервью дать? – предлагаю я.

— Какое еще интервью?

Неужели не понимает?

— Андрей, — я вздыхаю, и сажусь на низкий пуф, чтобы смотреть в его глаза. И мысль свою донести понятнее. – Твое дело широкий резонанс вызвало – ты ведь в курсе? Это потому произошло, что снова начали ловить бандитов из девяностых – тех, кто в Испанию сбежал. Их экстрадировали, судили, а потом тебя поймали. И то видео… его, наверное, вся страна видела – и по новостям его чуть ли не каждый день крутили, нагнетая.

— Я в курсе. Мне рассказывали.

— Ты – горячая тема. Мало кто верит, что ты невиновен, — поморщившись продолжаю я. – Никто нашей системе не верит – и правильно. Все деньги решают! А сейчас ты вышел на свободу – и ты в глазах многих людей чудовище, хладнокровно расправляющееся с обычными людьми! Три года люди слушали про твои зверства с экранов телевизоров, а теперь узнали – тебя отпустили, ты свободно разгуливаешь по улицам столицы со своей подельницей-подругой и маленьким сыном.

Мужчина отбрасывает смартфон, к которому потерял интерес, на кровать, и берет мои ладони в свои.

— И ты думаешь, что кто-то захочет меня выслушать? – он чуть усмехается. – Сама же сказала, что все уверены, что я монстр. Так какой смысл? Да и светиться мне нельзя…

— А я и не про тебя говорила, — поправляю я, наблюдая, как Захар вертит в руках телефон Андрея, забыв про игрушку. – Мое предложение вот какое: собрать журналистов на пресс-конференцию. Они с радостью откликнутся на зов, раз уж выстреливают своими однотипными статьями и сюжетами. И давать интервью будешь не ты, а я! Тебя, ты прав, слушать не станут. Все, что ты бы увидел – это нападки и провокационные вопросы. А вот я вполне могу высказаться, и…

— И какой в этом смысл? – хмурится Андрей. – Мне это не нравится!

Мне тоже!

— А смысл вот какой: кто-то, безусловно, останется при прежнем мнении, а кто-то мне поверит. Надену белый парик, светлое платье в горошек, и расскажу стандартную историю о хорошем парне, которого подставили, и о верной девушке, ждавшей любимого из тюрьмы.

То есть совру.

Противно, но… он – семья! Он и Захар!

— Нужно подумать, — Андрей отводит от меня взгляд, но я хватаю его лицо, заставляя смотреть на меня.

— Не тебе решать! Не только тебе, Андрей! – тихо произношу я, стараясь, чтобы он понял меня, чтобы услышал, наконец. – Ты не один, понимаешь? Хватит думать за меня, и решать за меня! Я думаю, что это шанс! Пока мы – горячая новость, нужно действовать!

Дам интервью, в котором ни слова правды не будет. Приму для него свой старый образ, а затем смогу чуть менее нервно по улицам ходить – ведь некоторые поверят!

Некоторые всегда верят в сказки.

Такие, как я, например.

Марина

Стою на крыльце, и смеюсь весело, на миг забыв о навалившихся проблемах. Мягкая пуховая шапка согревает, даря восхитительное тепло и ощущение уюта – я и вспомнить не могу, когда в последний раз мне было так хорошо.

А все из— за того, что я дома. И сейчас я это чувствую.

Андрей быстро— быстро кружит заливающегося смехом Захара, и сам хохочет как мальчишка. Все мужчины в душе – мальчишки.

— Папа, еще! – повелительно заявляет Захар, когда Андрей останавливается, и Андрей продолжает веселить сына – падает вместе с малышом в мягкий сугроб. Хватает пригоршни снега, и подбрасывает снежинки, которые ловит Захар.

И оба они счастливы. И двухлетний малыш, и почти тридцатилетний мужчина.

И я тоже сейчас счастлива этим моментом.

— Идем к нам! – кричит мне Андрей, и я качаю головой – вот еще!

— Развлекайтесь, мальчики, — фыркаю я. – Мне еще стол готовить!

— Брось ты это, иди к нам! Весело же! – хохочет Андрей, перекидываясь с Захаром снежками.

У Захара не снежки получаются, а ерунда мелкая, но он очень гордится, попадая в Андрея.

Смеюсь, и возвращаюсь в дом – тот самый, в котором состоялась наша с Андреем первая встреча. Именно сюда Андрей и привез нас с сыном. Скоро должны приехать родители, которых я в отеле поселила. Отношения с ними испортились, но ведь Новый Год – семейный праздник, и они тоже семья.

Странная у нас семья все же. Небольшая, но сколько же обид в ней накопилось! Нелюбви, неприятия — и никто не хочет прощать.

— Все хорошо, — говорю я сама себе. – Все будет хорошо! Завтра все закончится… наконец— то!

Смазываю свежеиспеченные коржи сладким, густым кремом, и напеваю веселую песенку. Время от времени в окно поглядываю – мои мужчины все еще веселятся. Как бы не заболели, бестолочи! Еще минут пятнадцать, и домой их нужно загнать. Напоить какао, обогреть, и пусть опять гулять идут.

Оставляю торт пропитываться кремом, и достаю из духовки мясо. Натираю сыр, полностью уходя в свои мысли. Действую автоматически, размышляя о предстоящем интервью.

Четвертого января ожидается веселый день! Да и до этого дня нужно столько всего: продумать легенду, отрепетировать, продумать образ… черт! Как же все это мерзко!