— Понимаю, разведчики являются некоторой мерой доверия в отношениях государств. Обещаю не преследовать этого человека за связь с русской разведкой. Возможно я его даже награжу за помощь в раскрытии террористического акта против семьи моего брата и моих детей.

— Договорились. Сообщаю Вам, что я поручил военному атташе, генерал-майору Протасову попросить помощь у берлинской полиции с её помощью арестовать негодяев и передать в Ваши руки. В помощь берлинской полиции я выделил полуроту своей охраны. Люди туда подобраны отлично подготовленные, умные, решительные и преданные. Прошу прощения, что начал действовать в Вашей столице как в своей. Но у меня есть некоторое оправдание: малейшая потеря времени, а того паче — утечка важнейших сведений грозит бегством террористов, или их убийством сообщниками.

— Принимаю Ваше объяснение, Петер. В данном случае действительно счёт идёт на секунды.

— Благодарю за понимание, Генрих. Задержанных доставят сюда. У Вас найдутся помещения для этих людей?

— Разумеется, найдутся. Скажу Вам по секрету, Петер, здесь в подвалах имеется прекрасно оборудованная тюрьма. Я и сам не знал об этом, но недавно мне сообщили, как новому владельца этого дворца.

— Ещё раз подчеркну, Генрих, что мои люди не уполномочены вести опрос, дознание и прочие следственные действия с Вашими подданными.

* * *

Спустя час во внутренний двор Городского дворца въехали четыре крытые грузовые машины с эмблемами полка моей охраны. Машины минутку постояли во дворе, потом, подчиняясь указаниям дворцовых полицейских, одна за другой, задом въехали в открытые ворота служебного помещения первого этажа. После въезда ворота закрылись. Спустя несколько минут ворота открылись, машины выехали, и, построившись колонной, укатили со двора.

— Вижу, что задержанных доставили. Не буду Вас задерживать, Генрих, поеду к себе. Если случится что-то важное, или получите экстраординарные сведения, касающиеся России, прошу известить.

— Договорились, мой друг!

В этот момент раздался стук в дверь, и вошел секретарь кайзера:

— Ваше императорское величество, прибыл оберлейтнант цур зее фон Ронне со срочным докладом.

— Пусть войдёт.

Вошел высокий, крепкий, эдакий немецкий вариант Собакевича, офицер в морском мундире.

— Докладывайте, фон Ронне.

— Союзники доставили задержанных террористов, в количестве двадцати трёх человек. Все живы. Имеются четверо раненых, но неопасно, вполне подходят для допроса.

— Мёльке и Штауффенберг среди них?

— Так точно. У фон Штауффенберга порван рот.

— Почему?

— Пытался проглотить яд, но русские не позволили ему этого, вынув облатку прямо изо рта. Осмелюсь заметить, что и в этом случае они действовали предельно аккуратно, и кроме разорванного рта и нескольких выбитых зубов, фон Штауффенберг вполне цел. Считаю, что мои люди так бы не сумели. Прошу Вашего разрешения на то, чтобы договориться с русскими о получении уроков по задержанию опасных противников.

— Дозволяю. Допросы начаты?

— Так точно. Все задержанные разведены по отдельным камерам, и с каждым начат допрос.

Я шевельнулся, и Генрих повернулся ко мне:

— Вы что-то хотите предложить?

— Я слышал, что в таких случаях следует составить опросник примерно из пятисот-семисот вопросов, может быть больше. Часть этих вопросов будет на выявление истины, часть будет чисто на проверку искренности, часть вопросов дублирует основные в различных вариациях. Как только появятся сведения, на их основе составлять следующие опросники, и прогонять по ним задержанных снова и снова. Допросы нужно проводить в ярко освещённой камере, непрерывно, не давая подследственному ни секунды покоя. Дознаватели должны меняться каждые несколько часов. Спать, пить, есть подследственному не давать. Справлять естественные надобности тоже не разрешать. Пусть гадят под себя. Стул у него должен быть максимально неудобным. Лучше, если этого человека разденут догола. Если это женщина, то пусть мимо таскаются люди и отпускают самые гнусные и скабрезные шуточки. Всё подчинено одному: подследственных необходимо психологически сломать в самое короткое время.

— Какие ужасы Вы говорите! — поразился Генрих.

Ещё бы не ужасы. Я рассказал германскому кайзеру самые примитивные и мягкие из методик, которые применяют американские и английские следователи в своих секретных тюрьмах по всему свету. Мне о них рассказывал хороший знакомый, арабский музыкант, которому не повезло угодить в такое заведение к американцам в Ираке. Мужику повезло: пиндосы сразу поняли, что мой знакомый ни в чём не замешан, и они его выпустили. Впрочем, чаще таких «бесполезных» задержанных просто убивают.

— Осмелюсь заметить, — подал голос оберлейтнант цур зее — мето́да предложенная Его императорским величеством великолепна, и с Вашего разрешения я её немедленно применю.

— Если считаете такие бесчеловечные методы подходящими, то извольте. — самым ледяным тоном ответил ему кайзер, но офицера так просто с курса не сбить.

— Обращаю Ваше внимание, Ваше величество, что в наши руки попали опаснейшие враги. Вы же понимаете, Ваше величество, что вина задержанных не вызывает ни малейших сомнений, остаётся только уточнить степень вины каждого, для того чтобы предотвратить будущие преступления. Кроме того, если кто-то начнёт говорить со свей искренностью, вполне можно вернуться к самому мягкому и уважительному виду общения.

— Это верно — повеселел Генрих — человек сам выбирает свою судьбу.

— Ну и используйте классический приём «Добрый следователь — злой следователь». Об этом приёме многие знают, но регулярно