Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я покачал головой — Димка в зеркале сделал то же самое. Этот его жест походил на просьбу о прощении.
— Я не злюсь на тебя, брат, — сказал я. — Честное слово. Ты не поверил в мою невиновность. Но ты меня защищал. Спасибо, Димка.
Увидел, что мой старший брат в зеркале ухмыльнулся — невесело, будто скептически.
— Ты выполнил условия Лёши Соколовского, — сказал я. — Те самые, которые он озвучил мне сегодня. Директор металлургического завода умер в субботу третьего августа. Утонул. Несчастный случай. Женька Бакаев говорил, что ничего криминального в той смерти не обнаружили. Всё случилось, как и хотел Соколовский. Да и Лёшиных денег я не брал. Он это прекрасно знал. Понимаешь? Получается, что у Соколовского тогда не было причины для моего устранения.
Димка в зеркале вскинул брови — раньше я за ним такой привычки не замечал.
— Но на меня покушались уже в понедельник, пятого числа, — произнёс я.
Пожал плечами — Димка отреагировал на мои слова тем же жестом.
Я помассировал тонкую белую полосу шрама между средним и указательным пальцем на своей руке — Димка так делал время от времени; сделал он это и сейчас.
— Не вижу в этом никакой логики, — сказал я. — К тому времени у Лёши ко мне уже не было никаких претензий. Даже официально. Он ведь устроил всю эту подставу с деньгами только ради тебя, Димка. Чтобы ты убил Зинченко. Разве не так? Не удивлюсь, если окажется: он сам вызвал из Белгородской области ту троицу. Разыграл целую пьесу, чтобы только ты, брат, выполнил его задание. Директор завода умер, деньги остались у Соколовского. Так какого чёрта в меня стреляли?
Глава 11
Вечером я всё же постирал рубашку. Лайфхак с использованием холодной воды и хозяйственного мыла не принёс желанного результата. Сколько я ни тёр манжету под проточной холодной водой, но пятно так и не исчезло. Перешёл к другому способу: к тому, который герои моих детективов использовали чаще всего (на который расходовалось больше времени). Я минут пять втирал в пятно обычную поваренную соль. Пока на ткани манжеты не появилась соленая кашица. Рецепт требовал, чтобы та кашица пролежала на пятне не менее часа. На это время я вернулся в комнату, завалился на диван под торшером и открыл новый Лизин «роман».
Усмехнулся: поймал себя на том, что мне действительно интересно, в какую историю на этот раз попадёт Лизина кукла Барби. Название нового произведения моей племянницы звучало многообещающе: «Барби, охотница на дракона». Я на десяток секунд задумался: нужна ли перед словом охотница запятая, или туда напрашивалось тире. Но затем махнул рукой — признал за Лизой право на писательский произвол. Пролистнул страницы; убедился, что Лиза выдержала прежний объём произведения: исписала всю тетрадь. Прочёл первые строки: «Папа и мама подарили Барби на день рождения большое и блестящее охотничье ружьё…»
— Многообещающее начало, — пробормотал я. — Мне уже нравится.
* * *
«…Барби забросила ружьё на плечо и посмотрела вслед улетающему Ужасному Дракону».
Я опустил взгляд на последние строки Лизиного романа — на них красовалось составленное из больших печатных букв слово «КОНЕЦ». Моргнул.
Спросил вслух:
— Куда это он полетел? Какого чёрта? Стреляй уже!‥
Я посмотрел на стену комнаты, где чуть вздрагивали тени от бахромы, украшавшей абажур торшера. На мгновение мне показалось, что там я увидел улетающего дракона. Тут же сощурил глаза, будто целил в дракона из охотничьего ружья. Но не из той вертикалки ИЖ-27, что лежала у меня в гараже — из мощного и «блестящего» ружья, полученного Барби от родителей.
Усмехнулся, закрыл тетрадь и положил её на тумбочку. Взглянул на часы и убедился, что час давно прошёл. Поплёлся в ванную комнату, где уже хорошо просолилась манжета белой рубашки. Но в прихожей я вдруг замер. Посмотрел на Димкин силуэт в зеркале — увидел позади него освещённую светом из торшера комнату и тёмный прямоугольник окна (на улице уже стемнело).
— Вальтер, — сказал я. — Ну конечно…
Резко развернулся, вновь перешагнул порог. Ударил рукой по выключателю на стене — зажёг все три лампы на люстре под потолком. Свет от люстры разогнал полумрак, что ещё мгновение назад, будто вуаль, прятал за собой фотографии моих родителей. Со стен исчезли тени от бахромы, заблестела посуда на полках в серванте. Окно превратилось в зеркало — я увидел в нём Димку.
На отражение брата я смотрел лишь пару мгновений, пока шёл к столу. Вытащил из стопки на столе нижний блокнот, положил его перед собой. Пальцем торопливо листал страницы, смотрел на первые слова в каждом абзаце (все они начинались с имён и фамилий). Отметил, что перечёркнутые абзацы встречались редко. Были абзацы большие, почти на страницу — такие меня сейчас не интересовали.
— Вот! — сказал я.
Ткнул пальцем в страницу. Заинтересовавший меня абзац был небольшим. Я прочёл: «Василий Шумилин, Вася Малой. 1960 года рождения. 3 февраля 1995 года убил в г. Нижнерыбинск семью Лаптевых: двух взрослых, троих детей. 5 февраля 1995 года убил майора Николая Синицына. Убит при задержании. Есть подозрения: совершил ещё несколько убийств, но это так и не доказали».
Я постучал кулаком по столу — в серванте задребезжали стёкла. Задрожало стекло и на окне, словно отражавшийся там Димка таким образом привлекал к себе моё внимание. Я взглянул на слегка размытое отражение лица своего брата. Отметил, что Димка хмурился. Я покачал головой — брат в окне повторил мой жест, будто он усомнился в реалистичности промелькнувшей у меня в голове идеи.
— Вальтер, — повторил я.
Смотрел при этом на чуть искажённое оконным стеклом Димкино отражение.
— В меня и Надю тогда стреляли из пистолета «Walther P38», — сказал я. — Пистолет был ещё довоенного производства. Эксперты сказали, что его восстанавливали. Ещё тогда предположили, что Вальтер стал находкой чёрных копателей. Помнишь? Почему я раньше об этом не подумал? У Васи Малого старший брат был