Похоже, герцог ещё не знает, ни про подаренный Геду платок, ни про выстрел. Его удар-то не хватит? Может, осчастливить?

– Сожалею, – в очередной раз повторяю я.

– Да вы даже не раскаиваетесь! – герцог окончательно переходит на повышенный тон, практически, рычит.

Интересно, как я в его представлении должна раскаиваться? Расплакаться что ли?

Я на пробу всхлипываю:

– Мне правда жаль.

– Вот только избавьте меня от ваших притворных слёз, леди. Хуже только притворные обмороки вашей матушки. Какое разочарование, что вы слишком много от неё унаследовали, а теперь упорно не желаете брать пример с вдовствующей герцогини.

Он так хитро бабушку обозвал?

Пустить слезу по заказу у меня бы всё равно не получилось, так что, картинно промокнув глаза платком, я затихаю, чем, в общем-то, подтверждаю притворность всхлипов. Мне смертельно надоело притворяться тихоней. Сдерживаюсь, потому что бунтовать рано, успешный мятеж – это тщательно подготовленный мятеж.

– Леди, вы смеете не слушать?! Что же, в моём доме вы не задержитесь. Я принял решение устроить ваш брак. Вы станете супругой наследника графа ат Югниса, молодого лорда Тарушаля ат Югнис.

– Как прикажете, – безропотно соглашаюсь я.

Герцог чуть успокаивается, удовлетворённо откидывается на спинку своего троноподобного стула.

И в этот момент дом потрясает вопль.

Я вздрагиваю вполне натурально.

– Ефан! – рявкает герцог.

Дверь распахивается:

– Мой господин, я немедленно выясню, в чём дело.

За воплем следует грохот.

Герцог, нахмурившись, поднимается из-за стола. Не получивший отмашки Ефан, ждёт. Я, догадываясь о причинах шума, мысленно хмыкаю. Да, следовало убрать следы вчерашнего преступления, но не сложилось. Я отступаю в бок, уступая дорогу герцогу. Я не прочь остаться в кабинете одна, но Ефан слишком хороший секретарь, наедине с бумагами меня не оставляет. У меня лишь получается задать Розику насущный вопрос:

– Бернара владела магией?

– Нет, – следует чёткий ответ.

Вот и славно. Про то, что я в запечатанном храме резвилась, герцог знать не может, а следовательно маловероятно, что меня обвинят. Конечно, я не знаю возможностей местной магической полиции, если такая есть. Вдруг по отпечатку силы можно найти мага? Видно будет…

Я иду следом за герцогом, отстаю на пару шагов. Ефан замыкает.

Звуки приводят нас в гостиную, предваряющую коридор с жилыми покоями. До предела напуганные слуги жмутся по углам. Герцог величественно входит, я выглядываю из-за его плеча.

Картина маслом. Бутылки никто не убрал, и братик ворочается среди них на полу, жалобно стонет. А рядом, согнувшись, стонет женишок. По идее, его и от опьянения, и от похмелья я вылечила, то есть должен быть трезвым и чувствовать себя нормально.

Чуть в стороне валяется разбитая статуя, которую вчера я не заметила.

– Лорд.

Женишок вздрагивает, не разгибаясь, оборачивается. В глазах плещется ужас. Нарушая иерархию, я первой задаю вопрос:

– Лорд, вы не пострадали? Кто-нибудь, помогите лорду подняться.

Герцог бросает на меня предупреждающий полный недовольства взгляд, но при прислуге не спорит, да и я притворяюсь искренне обеспокоенной, к тому же проявляю заботу о будущем муже.

– Нет! Не нужно!

– Вы ногой ударились? Боги, а если на лорда упал какой-то из обломков?

Я не зря нагнетаю. Герцог решительно проходит вперёд. Лорд сгибается ещё ниже.

– Лорд, что вы прячете? Прошу вас, не стесняйтесь, очевидно, что вам нужна помощь. Я не стану смущать вас своим присутствием.

– Руки лорда, – подаёт голос одна из горничных.

Вдвоём герцог и Ефан справляются. Я, нарушив своё обещание уйти, остаюсь на месте, предвкушая интересное зрелище, и оно не заставляет себя ждать. Герцог отшатывается, пятится несколько шагов, пока не налетает на столик и не садится на него. Тонконогий столик, предназначенный для сервировки лёгких закусок или сладостей, не выдерживает надругательства и разваливается. Герцог ляпается на пол. В его глазах не меньший ужас, чем в глазах жениха.

Ефан тоже шарахается, таращится, больше не пытаясь приблизиться.

Женишок баюкает руки.

А меня снова азарт подстёгивает. Или интуиция. Момент, пожалуй, подходящий.

Я подхожу к герцогу, присаживаюсь рядом с ним на корточки, пару раз тыкаю его указательным пальцем в плечо. Герцог реагирует заторможенно, медленно оборачивается. Я прекращаю тыкать:

– При всём моём уважении выходить замуж за краба я отказываюсь.

И поднимаюсь, отчего само собой получается, что я возвышаюсь над герцогом, а он смотрит на меня снизу вверх.

Очнувшись, он багровеет от гнева, надувается, будто хочет разразиться тирадой, но молчит. И правильно. Начни он ругаться, смотрелся бы смешно, а не грозно.

Маскировку я разрушила, больше сдерживаться не нужно:

– Лорд, я могу понять, что у вас чешутся клешни, но зачем же чесать их о статую? Только взгляните, вы перекусили каменную ногу. Конечно, статуя упала и разбилась. Хорошо, что не на вас, но неужели нельзя было сказать слугам, чтобы принесли полено? И между прочем, я любила эту статую! Как благородный человек, вы просто обязаны придумать, как утешить мою потерю.

Нокаут!

Женишок, заслушавшись, забывает, что клешни надо прятать и выставляет руки. Ефан просто таращится в глубоком шоке. Герцог прекращает попытки подняться.

Довольная произведённым эффектом, я добиваю:

– Милочка, – обращаюсь я к первой попавшейся горничной, – передай на кухню, чтобы мне немедленно подали завтрак. Завтракать я буду в своих комнатах.

Только вот эффектно удалиться у меня уже не получается.

В гостиной появляется новый персонаж. Судя по форме, слуга, но не лакей, кто-то более высокого ранга. Может, старший лакей? Не успев оценить открывшееся зрелище, он докладывает:

– Прибыл князь Даларс с визитом.

– О? – я всё ещё удерживаю инициативу. – Похоже, встретить гостя придётся мне. Милочка, завтрак на двоих в столовую!

И, удивительное дело, горничная бросается выполнять приказ.

Я же упираюсь взглядом в ошарашенного не совсем лакея, который наконец разглядел, в каком виде застал хозяев:

– Любезный, сопроводите.

Командный тон действует. Слуга, поклонившись, поворачивается, чтобы следовать за мной, и я удаляюсь, напевая весёлый мотивчик.

Гедан ожидает в парадном холле. То ли он сам не пожелал, то ли сесть ему не предложили. Он стоит полубоком к лестнице и смотрит невидящим взглядом на бегущий по стене мозаичный узор. Прям не живой человек, а царственный идол.