Пушкин посчитал первопричиной этого именно Дантеса. И 26 января (7 февраля) 1837 года отправил Геккерну-отцу письмо, в котором, чрезвычайно резко характеризуя как отца, так и приемного сына, отказал обоим от дома. После этого, согласно обычаям того времени, новая дуэль стала неизбежной.

В тот же день Луи Геккерн через секретаря французского посольства виконта д’Аршиака письмом объявил Пушкину, что от его имени Дантес делает ему вызов. Пушкин без обсуждения принял весьма жесткие условия дуэли, письменно составленные виконтом д’Аршиаком. Противники должны были стреляться на расстоянии в 20 шагов, сходясь к барьеру, что давало мало шансов кому-то уцелеть.

Дантес успел выстрелить первым, и Пушкин упал, получив пулю в живот. За ним оставался ответный выстрел, но поскольку при падении дуло его пистолета забилось снегом, поэт попросил сменить оружие. Д’Аршиак стал возражать, дескать, это не по правилам, но Дантес знаком остановил его. Пушкину дали другой пистолет. Ответным выстрелом поэт легко ранил Дантеса в правую руку.

Раненого Пушкина отправили с места дуэли на санях извозчика; а у Комендантской дачи пересадили в карету, которую прислал старший Геккерн для Дантеса, и отвезли домой.

О дуэли тут же было доложено военному начальству. 29 января 1837 года командующий Отдельным Гвардейским Корпусом (в состав Корпуса входил Кавалергардский Ея Величества полк, в котором состоял поручик де Геккерн) генерал-адъютант Карл Бистром «всеподданейше донес о сем ГОСУДАРЮ ИМПЕРАТОРУ; ЕГО же ВЕЛИЧЕСТВО того ж 29-го числа ВЫСОЧАЙШЕ повелеть соизволил: “судить военным судом как Геккерена и Пушкина, так равно и всех прикосновенных к сему делу”…»

Военный суд первой инстанции (полковой) приговорил, в предварительном порядке, Геккерна и секунданта Пушкина Данзаса к смертной казни, как то было положено по закону, данному еще Петром I.

Приговор доложили начальству. В итоге генерал-аудиториат А.И. Ноинский 17 марта 1837 года предложил: Геккерна «лишив чинов и приобретенного им Российского дворянского достоинства, написать в рядовые, с определением на службу по назначению Инспекторского Департамента». В отношении секунданта Пушкина подполковника Данзаса предлагалось, принимая во внимание его боевые заслуги и иные смягчающие вину обстоятельства, ограничиться арестом еще на 2 месяца (он уже был под арестом), после чего «обратить по прежнему на службу». «Преступный же поступок самого Камер-юнкера Пушкина по случаю его смерти предать забвению»…

На докладе Ноинского 18 марта того же года была начертана Высочайшая конфирмация: «Быть по сему, но рядового Геккерена, как не русского подданного, выслать с жандармом заграницу, отобрав офицерские патенты».

Нидерландский посол Геккерн был отозван из Петербурга и вскоре вышел в отставку.

Жена Дантеса Екатерина родила ему четверых детей и умерла через семь лет после заключения брака. Сам же он дожил до глубокой старости, был членом французского сената и на склоне лет утверждал, что если бы не та злосчастная дуэль, в результате которой ему пришлось покинуть Россию, то его судьба, наверное, сложилась бы не так удачливо. Скорее всего, ему пришлось бы доживать свой век в отставке где-либо на окраине России без большого достатка и в кругу многочисленной семьи.

Теперь обратимся к медицинской стороне нашей истории. А именно попробуем получить ответ на главный вопрос: «Были ли у Пушкина шансы выжить?»

Документы показывают, что А.С. Пушкин получил ранение незадолго до 17 часов 27 января, после чего прожил еще около 46 часов.

На месте дуэли из раны Пушкина обильно пролилась кровь, пропитавшая его одежду и окрасившая снег. Секунданты отметили бледность лица, кистей рук, «расширенный взгляд» (расширение зрачков). Через несколько минут раненый сам пришел в сознание.

Поскольку врача на дуэль не приглашали, перевязочные средства и медикаменты не захватили, то первая помощь раненому оказана не была. Пушкина просто подняли с земли и вначале волоком тащили к саням (!), затем уложили на шинель и понесли. В санях Пушкина изрядно растрясло. Лишь повстречав карету, на всякий случай заготовленную перед дуэлью для Дантеса, раненого перенесли в нее, не сказав Александру Сергеевичу, кто ее хозяин.

Таким образом, сразу после ранения и в ближайшие часы после него Пушкин имел сильную кровопотерю. Объем ее, по расчетам Ш.И. Удермана, с которым согласен Б.В. Петровский, составил около 2000 мл, или 40 % всего объема циркулирующей в организме крови! Таким образом раненому срочно требовалось переливание крови, которое сделано не было, поскольку в то время подобная процедура не практиковалась.

Истекавшего кровью, находившегося в состоянии тяжелого шока, получившего сильное охлаждение тела А.С. Пушкина везли в полусидячем положении 7,5 версты от места дуэли на Черной речке до его квартиры на набережной Мойки. По дороге он сильно страдал от болей в области таза, жаловался на тошноту. Платье его насквозь пропиталось кровью. Временами раненый терял сознание, при этом карету останавливали.

Уже в темноте, около 18 часов вечера, раненого поэта привезли домой. Это была ошибка секунданта Данзаса. Раненого нужно было срочно госпитализировать. Однако не будем забывать, что все участники дуэли хотели скрыть ее, чтобы не подвергнуться строжайшему наказанию.

В итоге Пушкина привезли домой, где его принял старый, поседевший «дядька» Никита, знавший Александра с юных лет. Он на руках отнес его в кабинет, помог переодеться в чистое белье и уложил на любимый диван. Хотя, как справедливо отмечает Б.В. Петровский, кровать была бы значительно удобнее как для самого раненого, так и для врачей, проводивших различные процедуры.

Между тем Данзас метался по вечернему Петербургу, чтобы найти хирурга. Он безрезультатно посетил уже 3 квартиры, не застав хозяев дома, пока на улице не встретил профессора В.Б. Шольца, который был акушером, а не хирургом. Тем не менее тот согласился осмотреть Александра Сергеевича и вскоре приехал вместе с хирургом К.К. Задлером.

Последний к тому времени уже перевязал рану Дантеса. То есть, получается, сторонники противника Пушкина действовали куда расторопнее.

Осмотр Пушкина начался около 19 часов. При этом по просьбе раненого из кабинета удалили жену и всех домашних. В ходе перевязки Задлер уезжал за инструментами и, вернувшись, вероятно, зондировал рану, пытаясь локализовать пулю, но так, похоже, ее и не нашел.

Тут надо, наверное, сказать, что Карл Задлер (1801–1877) являлся доктором медицины, главным врачом придворного Конюшенного госпиталя, предназначенного для службы царского двора (офицеров и нижних чинов). Он имел большой практический опыт работы хирургом. Тем не менее великий русский врач Н.И. Пирогов считал его хирургом средней руки. Так что, по идее, Пушкину могла быть оказана и более квалифицированная медицинская помощь.

Профессор акушерства В.Б. Шольц после осмотра раны и перевязки имел беседу с раненым наедине. Александр Сергеевич спросил: «Скажите мне откровенно, как вы рану находили?», на что Шольц ответил: «Не могу вам скрывать, что рана ваша опасная».