litbaza книги онлайнСовременная прозаЛето, бабушка и я - Тинатин Мжаванадзе

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 ... 24 25 26 27 28 29 30 31 32 ... 65
Перейти на страницу:

— Дидэ, кто такая разведенная?

— Уши у тебя не слишом длинные?

— А почему у нас дома никто ноги никому не моет? Я бы тебе помыла. У тебя ноги красивые и сухие, как бумага!

— Закрой рот и ложись, — зашипела бабушка и уселась молиться.

Я слушала, как она перечисляла всех, кого считала нужным защитить перед Богом — у нее же были особые отношения наверху, это была гарантия, что с тобой ничего плохого не случится. Иногда в список избранных попадали новые люди.

В этот раз бабушка назвала вместе со всеми и невестку дяди Ризы. Дай ей здоровья, шептала бабушка, и терпения, и радости, и хороших детей.

Луна смотрела на нас всем лицом, как будто тоже хотела слушать бабушкино шептание. Собака во дворе звякала цепью, вздыхая перед сном, и я нащупала среди расплывающихся картинок твердую мечту о завтрашнем дне.

Завтра мы пойдем ночевать к дяде Элиасу. У него четыре дочки и пятый — мальчик. Инга обещала научить меня играть в карты. А я обещала вырезать бумажных кукол и нарисовать наряды: джинсы-клеш и купальники, они же небось и не знают, что это такое.

Только бы бабушка не увидела.

Бумажная кукла

Самых первых бумажных кукол я вырезала не для Инги и ее сестер, а для своих деревенских подружек. Хоть бабушка и противилась слишком тесной дружбе с деревенскими — «у них голова не тем занята», держать меня взаперти ей было не под силу.

Для девочек в деревне я была не принцесса — не в ходу был этот чин среди тогдашних деревенских, а «мзетунахави» — не-виданная-солнцем-красавица из грузинских сказок.

Вначале они робели и не смели приблизиться ближе чем на метр — я же была городская девица с длинными косами и белоснежной кожей.

Я, наоборот, завидовала несмываемому загару деревенских девочек.

Они собирали на плантациях чай — по жаре, в соломенных шляпах, и я увязывалась за ними, а они удивлялись — что тут интересного-то?

Ну как же неинтересно — насобираешь листочков, а потом их сваливают в павильоне кучей, и можно зарыться в зеленую прохладную гору.

Запрещали, но пока никто не видит — можно.

Цицо была старше меня на год, но пониже ростом, с блестящими каштановыми волосами, зелеными узкими глазами и конопатая, как перепелиное яйцо.

Она мне казалась очень красивой, очень.

А она вздыхала, отмахивалась и просила научить ее говорить по-русски.

— Ну, чему тебя научить? — спрашивала я, вырезая бумажную куклу.

Цицо фыркала в ладошку и думала, задрав глаза к потресканному потолку, засиженному мухами.

— Ме ахла моведи сахлши — как будет?

— Я сейчас пришла домой, — перевела я, старательно выговаривая слова.

— Иа… сычас… прышла… дамо, — медленно повторила Цицо и вглядывалась в куклу. — Ваимееее, как красиво! Ну как ты все умеешь?! Дашь мне ее?

— А сейчас мы будем ей наряды шить, — польщенно ерзала я на стуле и рисовала для бумажной куклы купальник, шляпку, очки и чемоданчик.

— А это зачем? — недоверчиво вертела она в руках бумажные очочки.

Она жила с матерью и сестрой в доме своей старшей сводной сестры.

— А кто эта Пацакали[19], что с вами живет? Твоя бабушка, да? — спрашивала я, не в силах разобраться в родственных связях большой соседской семьи.

— Нет, — терялась Цицо и переводила разговор в другую сторону.

Пришлось спрашивать у собственной бабушки.

— Вот тебе делать нечего: таскаться к ним каждый день, пусть лучше сюда приходят — эта Пацакали нарожала девок, а ее мужу надо было сына, хоть ты тресни, и привел при живой жене в дом вторую — полоумную Аише, и она ему сделала штуку, еще двух девок родила, а он с горя возьми и помри, там сам черт не разберет, кто кому кем приходится, и если бы не муж Нателы, старшей дочки, приймаком[20]что пришел. они бы там все передрались. Работящий парень, всех по стойке «смирно» поставил, в люди вывел, хоть и жалко девчонок-то — никому не нужны, сироты при живой матери, с нее какой спрос — умом слаба, а он их с утра до ночи работать заставляет. Не ходи ты к ним, не нравятся мне они — не ровня тебе, хотя девочки и хорошие, тихие, пусть к нам приходят, да куда ты побежала, коза, с нечесаными косами-то!

Бабушкин монолог предстояло обдумать.

Я почти ничего не поняла, но было ясно, что Пацакали — старая ведьма, крошечная старуха с замотанной в лечаки[21]головой, шаставшая целыми днями по деревенской дороге в калошах на босу ногу, но она не очень обижает девочек — Цицо и Мзеви, а вот усатый насмешливый дядя Джефер, который оказался и не дядя, а вроде как муж моей сестры для меня, — вот он нехороший.

То-то Цицо замирала при его голосе и быстренько убегала домой.

Бедные Золушки, думала я перед сном, обливаясь слезами, и представляла сцены мести и избиения злобного усача, — у них даже папы нет, и некому их защитить, и дома у них своего нет, и кукол нет, и на море они никогда не были — а море, вот же оно! На цыпочки встанешь, и его видно.

У них во дворе росла огромная лавровишня — она была как дом, снаружи покрытый лакированной листвой, а внутри — толстенные шершавые ветви, и каждая была городом: вот эта — Батуми, эта — Кобулети, выше — Москва, Ленинград, Тбилиси.

Это была вся мировая география, и деревенская шпана облепляла изнутри лавровишню и объедала ее, хохоча чернеными ртами — смотреть страшно!

Джефер срубил наше дерево, потому что оно мешало построить новый просторный дом.

Я его ненавидела, но исподтишка — не хотела портить жизнь бедным Золушкам.

Старшие о нем говорили обычно двойственное: и что работящий, и что бессовестный, потому что шляется по вдовам. Я не понимала, что такое вдова, и представляла себе что-то томительно-ужасное.

Много лет спустя, когда Джефер выкапывал на своем огороде огромный камень и сделал под ним яму, камень качнулся, упал и придавил его. Люди говорили: вот трудился как ненормальный, а не надо было, труд его и погубил.

Смерть была уже близка, и Джефер, хрипя, попросил всех подвинуться и показать дом напоследок.

Он успел выдать Золушек замуж, дал Цицо приданое, и она, уже мать троих детей, плакала, что Джефер был ей как отец.

Мы встретились тепло-тепло, обнялись, Цицо по-прежнему робела, но уже была не такая, как в детстве, Золушка, а просто — конопатая зеленоглазая женщина, и она мне сказала:

1 ... 24 25 26 27 28 29 30 31 32 ... 65
Перейти на страницу:

Комментарии
Минимальная длина комментария - 20 знаков. Уважайте себя и других!
Комментариев еще нет. Хотите быть первым?