Подруга в отличие от Иры карьеру делала успешно, пожалуй, успешнее всех на курсе. На мелочи вроде заштатных контор не разменивалась, в резюме не стеснялась и не скромничала, знала, когда промолчать, а когда говорить, с кем дружить, а кого не замечать. И вот, пожалуйста, вошла в совет директоров крупной компании. И ведь сама вошла, безо всякой поддержки сверху.

Когда отец купил Ире квартиру, подруга не завидовала. «У меня всё будет, – улыбаясь, говорила она. – И квартира, и недвижимость за границей. Вот увидишь». Ира тогда не поверила и ошиблась.

В остальном у подруги было всё как у Иры – ничего хорошего. Мужа нет и пока не предвидится. Впрочем, иначе Ирина с ней встречаться не стала бы.

Подруга предлагала пойти в ресторан поужинать, Ира отказалась. А зря, приехала домой и весь вечер промучилась, не зная, как убить время. Она всё ждала, что позвонит Глеб, и вчера ждала, и когда с подружкой трепалась. Он не звонил.

Вот Алка порадовалась бы, если бы знала, каково сейчас Ире. Померла бы со смеху.

Глеба Ирина приметила сразу, как только впервые увидела. Тогда она с группой студентов пришла в институт на преддипломную практику. Бородин, тогда он ещё был для неё Глебом Георгиевичем, водил их по лабораториям, показывал, рассказывал, говорил негромко и ни разу не улыбнулся. Улыбающимся она увидела его только вечером, когда выходила следом за ним из здания. Его встречала темноволосая женщина, он шагнул к ней, чмокнул в лоб, легко обнял за плечи и сразу отпустил. Ира обогнала парочку, оглянулась, и у неё сразу отчего-то испортилось настроение. Чужой, почти незнакомый, строгий Глеб Георгиевич улыбался женщине с тёмными кудрями и никого вокруг не замечал. И Иру не заметил, не попрощался. Когда парочка её обогнала, она опять увидела, как Глеб наклоняется к своей спутнице и что-то ей говорит, и Ире захотелось отвернуться, чтобы этого не видеть.

Она не собиралась оставаться в институте, но осталась. Она делала всё, чтобы Глеб улыбался ей так же легко и радостно, как своей жене – Ира уже знала, что та женщина его жена, но он так ни разу Ире не улыбнулся, даже в Казахстане.

Она вообще делала всё, как он хотел, быстро научилась понимать, что ему понравится, а что – нет, и старалась всегда ему угодить. Однажды даже предложила повысить девчонку, которая пришла на год позже ее. Девка работала как проклятая и ужасно её раздражала. Понятно, когда мужики на работе только что не ночуют, что нормальному мужику дома делать? А когда это делает молодая девка, это по меньшей мере странно.

Ира столкнулась с Глебом в коридоре, тогда она не ходила запросто к нему в кабинет. Да и кабинета, кажется, у него не было. Он поспрашивал её о делах, и Ира принялась нахваливать коллегу. Тогда Глеб впервые ей улыбнулся, хотя скорее это была усмешка, и Ира почувствовала, что он видит её насквозь и ситуация его забавляет. Она сделала правильный вывод – навешивать ему лапшу на уши трудно, почти невозможно, и больше не пыталась. А девчонка вскоре ушла в декрет и уже ей не мешала. Впрочем, Ира о предстоящем декрете догадывалась, иначе бы восторгаться коллегой не стала, даже понимая, что её мнение не стоит ровным счётом ничего.

Зазвонил телефон. Она дёрнулась, схватила трубку и чуть не заплакала. Звонил не Глеб, а ещё одна подружка, до которой Ире не было никакого дела.

День казался бесконечным. Катя помаялась дома и не выдержала, подкрасилась и вышла из квартиры, несколько раз подёргав запертую дверь. То, что недавно входная дверь оказалась незапертой, неприятно её удивило. Кате казалось, что такие вещи, как запереть дверь или выключить утюг, она всегда делает автоматически.

Машина у брата была новая, Катя повертелась на удобном сиденье, включила «дворники», смахнула со стекла прилипшие листья и поехала к дому парикмахера Людмилы.

По случаю воскресного дня машин у дома было припарковано много. Катя остановилась за углом, мысленно повторила номер Людмилиной иномарки и пошла вдоль дома, внимательно посматривая на номера стоящих машин. Нужного номера не увидела. Катя прошлась назад, потом походила по противоположной стороне улицы, затем так же безрезультатно прогулялась вдоль соседних домов и вернулась к машине брата.

Катя посидела в ней, разглядывая через стекло старушку с огромной белой собакой. Обе были весьма преклонного возраста. Собака шла тяжело, медленно, старушка семенила рядом, поглаживая мохнатую спину.

Катя достала телефон, позвонила Маше, поинтересовалась, где находится салон, в котором работает Людмила. Точного адреса та не знала, но, как проехать, объяснила.

У салона Людмилина машина нашлась, но толку от этого было мало. У парикмахера сотни знакомых, кто угодно мог попросить её раздобыть данные о проживающем в нужном районе человеке. Только зачем? Зачем кому-то терять время в очереди в Катин кабинет, а потом пытаться с ней познакомиться? Да ещё под чужим именем?

Катя опять достала мобильник, нашла в Интернете номер салона, около которого сидела, и выяснила, что Людочка сегодня работает до вечера, но свободного «окна» у неё нет, и записаться можно только на среду.

Ехать домой не хотелось. Рискуя попасть на обратном пути в пробку, Катя повернула в сторону Ольгиной дачи и почти по пустой дороге доехала до озера. На этот раз на берегу не было никого, даже рыбаков. За прошедшие дни листва деревьев заметно поредела, а трава всё ещё оставалась на удивление зелёной.

Катя прошлась по берегу, наткнулась на подходящее бревно, села, глядя на серую воду, и неожиданно вспомнила, что глаза у фальшивого Бориса Корсакова редкие, по-настоящему синие, даже она, врач-офтальмолог, никогда не видела таких красивых глаз.

Бородин разлепил веки большим усилием воли. Он начал пить в пятницу вечером и продолжил в субботу, встать с дивана, на котором очнулся, представлялось делом совершенно немыслимым. Он ещё полежал, закрыв глаза, потом всё-таки поплёлся в ванную, включив по дороге электрический чайник.

Хотелось крепкого кофе, но растворимый Катя не признавала и никогда не покупала, а варить настоящий ему было в лом. Он заварил чай, обжигаясь, запил две таблетки анальгина.

Через некоторое время стало легче. Он заставил себя съесть кусок холодного мяса, которое нашлось в холодильнике, потом опять выпил чаю, а затем, не рискуя сесть за руль, на метро поехал к Ирине.

– Глеб! – Она так обрадовалась, что даже замерла на какое-то мгновение, потом прижалась к нему изо всех сил, и он с трудом отлепил её руки от своей ветровки.

– Ира, – боясь на неё взглянуть, произнёс он. – У нас с тобой больше ничего не будет. Никогда.

– Что? – Она посмотрела на него с удивлением, как будто до неё не доходил смысл его слов.

– Ира, прости, у нас с тобой всё кончено.

Она повернулась, сделала несколько шагов в глубь квартиры, зачем-то провела пальцем по узору обоев.

– Глеб. – Она старалась, чтобы голос звучал обычно, но получалось плохо, язык отказывался слушаться. – Зачем ты приехал?