Очень трудно оценить эффект от тех ярлыков, что дети навешивают на себя сами, но, по счастью, становится больше умной и проницательной литературы на эту тему. Из проведенных исследований становится ясно, что многие дети решают, являются ли они хорошими или плохими, а также делают выводы о том, являются ли эти нарушения необратимыми, или их можно вылечить. Дети воспринимают то, что им говорят, и реагируют на эти слова непредсказуемо и очень непосредственно. Эти первоначальные концепции собственной самости формируют выбор, меняют связи в мозге. Если вы решите, что вы хороший, то будете поступать каким-то определенным образом, если же решите, что вы плохой, то совершенно иначе.

Больше того, принятие решения о собственной ущербности в дошкольном возрасте нельзя считать свободным выбором из-за возраста, в каком он делается. Например, очень немногие родители решились бы сознательно поставить двухлетнего ребенка перед выбором, который может на всю жизнь нарушить его психическое здоровье. Но дети сами принимают судьбоносные решения о том, как им оценивать себя, а это оказывает огромное влияние на их дальнейшую жизнь, потому что возникающая концепция собственной самости фильтрует их самовосприятие и формирует способ, каким дети интерпретируют поведение других людей. Родители и другие, авторитетные в глазах ребенка, люди, которые влияют на самовосприятие ребенка, как правило, не отдают себе отчет в мощи такого влияния, и даже самые добросовестные родители далеки в этом отношении от совершенства и не могут предсказать, как отреагирует ребенок на их слова и поведение.

Я помню только одно свое переживание, которое, как мне думается, способствовало формированию моей концепции собственной самости, хотя полагаю, что были сотни других случаев, о которых я просто не могу вспомнить. Это было связано с женщиной, на которой женился мой дедушка после смерти бабушки. Мне было в то время около одного года. У бабы Мардж были короткие, прямые рыжие волосы и множество веснушек. Она страшно любила плавать, но всегда носила шляпы и предпринимала множество других мер, чтобы защититься от солнца. В свои сорок с большим гаком лет она не имела никакого представления о том, как надо вести себя с маленькими детьми; своих детей у нее не было, а с чужими она практически никогда не имела дела. Она изо всех сил старалась сыграть положительную роль в жизни своих новоиспеченных внуков, но ее окостеневшие идеи относительно допустимого поведения часто не соответствовали реальным возможностям маленького ребенка, а особенно ее идеи относительно индивидуального детского характера, в частности моего. Однако она иногда говорила такие вещи, которые, отложившись в моей памяти, позволили мне понять, как моя непохожесть на других детей воспринималась людьми. Именно в связи с этим я начала смотреть на себя в негативном свете.

Бабу Мардж очень беспокоил тот факт, что меня больше интересуют идеи, а не люди. Ее мировоззрение можно было бы назвать мировоззрением Барбары Стрейзанд: есть люди, которым нужны люди, и есть люди, которым они не нужны. Те, кому они были нужны, такие, например, как моя ласковая сестричка Кира, бывают, иногда, не самыми счастливыми в мире людьми, но зато они добры и прекрасны, ну а те, кому другие люди не нужны, те, соответственно, не добры и не прекрасны. Я попадала в эту последнюю категорию, так как была всегда поглощена какими-то интеллектуальными проблемами, начиная с вулканов, благодаря которым я получила на день рождения замечательный торт, и кончая динозаврами, периодической таблицей химических элементов, оперой и научной фантастикой. Если меня что-то интересовало, то я погружалась в предмет с головой, и все прочее переставало меня интересовать.

Очевидно, в ответ на мое частое уклонение от объятий и на полное погружение в идеи и отвлеченные рисунки моя новая бабушка сказала мне (или, быть может, я подслушала то, что она сказала обо мне кому-то еще), что я не «людской человек». Я поняла, что это был отнюдь не комплимент. Я уверена, что она вовсе не хотела, чтобы я так восприняла ее слова, но я решила, что сосредоточенность на идеях и неодушевленных предметах – это неизлечимый порок. «Людским человеком», как я поняла, можно быть или не быть, и я не была им. У меня сработало то, что стенфордский психолог Кэрол Двек назвала «фиксированным» или «целостным» складом ума. Люди такого склада считают способности и возможности врожденными и неизменными: если вы родились «таким-то», то таким вы и останетесь – как мультяшный злодей. Напротив, склад ума, который Двек назвала «перспективным» или «поэтапным», предусматривает отношение к способностям и возможностям как к предметам, которые можно изменить, если приложить усилие. Склад ума, который формируется у ребенка перед поступлением в начальную школу, оказывает громадное влияние на всю оставшуюся жизнь.

Никто не знает, каким образом ребенок «принимает решение» относительно того, какой именно склад ума ему выбрать. Тем не менее Двек обнаружила один значимый фактор – способ, каким родители и учителя хвалят ребенка. Дети, которых хвалят за то, что они, скажем, умны, спортивны, артистичны или музыкальны, выбирают фиксированный склад ума, а те дети, которых хвалят за стремление и усилия достичь успехов, смотрят на характер как на нечто поддающееся изменению и вырастают с этим убеждением. Мне, например, часто говорили, какая я умная, – это говорилось особенно часто после того, как я в три года сама научилась читать. Такие похвалы я слышала даже от незнакомцев в метро. Очень рано ко мне приклеился ярлык «одаренной девочки». Конечно, такие похвалы делаются исключительно с самыми добрыми намерениями, но последствия могут стать непредсказуемыми.

Исследование Двек проливает свет на то, как развивается представление детей о самих себе, как происходит формирование личностных черт, включая те, что влияют на душевное здоровье. Двек известна своими работами о том, как фиксированный или перспективный склад ума влияет на успеваемость школьников. В этом исследовании было показано, что дети, воспринимающие свои интеллектуальные способности как некую фиксированную данность, не дотягивают до предела своих возможностей, потому что боятся, что трудные задания могут выявить их слабость. Такие дети часто избегают самых трудных заданий, потому что считают, что «либо оно будет решено, либо нет». Для таких детей столкновение с задачей, которую они не могут решить, угрожает разрушительными последствиями для психики, и поэтому они либо просто не делают попыток, либо стараются все время пребывать в безопасной ситуации, в которой, как они полагают, можно с гарантией преуспеть. Столкнувшись с трудной задачей, дети с фиксированным складом ума либо пасуют, так как думают, будто трудность решения означает, что они недостаточно талантливы, либо прибегают к обману. Напротив, дети, которые считают, что главное – это приложить усилие, переживают неудачи и поражения легче, потому что знают, что если постараться, то в конце концов все получится.

Проведенное в 2007 году исследование с участием 400 учащихся седьмых классов школ Нью-Йорка показало: те, кто считал интеллект гибким инструментом, с каждым годом показывали улучшение успеваемости по математике, в то время как дети, не считавшие так, показывали стабильные, неизменные результаты. В другом исследовании было показано, что 40 процентов тех, кто считал интеллект неизменным даром, намеренно лгали, чтобы скрыть свои неважные успехи, и, рассказывая о баллах, полученных на экзаменах, называли более высокую оценку, чем та, которая была им в действительности выставлена.