— Хоббитанская молитва?

— Да, дружок, хоббитанская, — грустно усмехнулся дон Луис. — Вот, тебе и намёк…. Легче стало? Понятнее?

— Не очень.

— И я о том же…. Ещё один намёк?

— Пожалуй, — согласился Макс.

— Этот год — «ведьмин».

— И как понимать эту загадочную фразу?

— Как хочешь, так и понимай. Всё, экскурсия закончена…

Они вернулись — прежним маршрутом — в гостиную-столовую.

— Опаньки, вот оно даже как, — подойдя к высокому стрельчатому окну, восхитился сеньор Романо. — Не ожидал, право слово. Полюбуйся-ка, Путник. Не пожалеешь.

Действительно, картинка за окном была безупречно-красивой и неожиданной: каурая, крепко сбитая, в редких белых пятнышках лошадка то шла бодрым аллюром, то резко переходила на медленный и плавный галоп, иногда умелый и опытный наездник, облачённый в белый полотняный костюм, поднимал лошадь на дыбы, после чего заставлял её несколько раз подряд крутануться на месте…

— Ловок, ничего не скажешь, — одобрительно усмехнулся дон Луис. — Натуральная бестия…. Как он тебе, потенциальный приемник?

— Нормально, — чуть заметно улыбнулся Максим. — Нашли, что называется, общий язык. Да и регулярные совпадения глобальных мироощущений имеют место быть.

— Ну-ну. Как говорится — Бог в помощь…

Через некоторое время Луиза и Мегре вернулись.

— У вас, комиссар, замечательная школа выездки, — похвалил хозяин виллы. — И лошади, такое впечатление, вам полностью доверяют. А это, как показывает практика, дорогого стоит…

— Старинные семейные традиции, — скромно потупился сеньор Кастильо. — Гены, так сказать, помогают…. Кстати, дон Луис. Вчера на «Карнавале Святого Джедди» английский принц Чарльз рекомендовал вас в качестве замечательного рассказчика всяких и разных интригующих историй, а также как непревзойдённого знатока местного фольклора.

— Вас, дон Мануэль, интересует что-то конкретное?

— Да. Легенда — «О непорочной девице Анхелине Томпсон и об её жёлтой розе».

— Хм…. Странно, что вы ещё не знакомы с этой весьма симпатичной и поучительной притчей. Вам, безусловно, она покажется интересной. Ну, и полезной, конечно же. Слушайте, любопытные идальго. И мотайте, понятное дело, на ус…

Эта история произошла лет сто семьдесят тому назад, а может, и все двести двадцать пять. Никто уже толком и не помнит.

Стояла себе — жила-поживала — на берегу тропического лазурно-изумрудного ласкового моря безымянная карибская деревушка. А может, просто маленький посёлок, регулярно и исправно дававший приют разным тёмным (и светлым), личностям, а также авантюристам всех мастей — пиратам, золотоискателям, охотникам за старинными кладами, закоренелым преступникам, скрывавшимся от правосудия стран Большого Мира, влюблённым, обручившимся против воли строгих родителей.

Белые, вест-индийские негры, метисы, мулаты, дикие индейцы, всякие — в буро-малиновую крапинку. Короче говоря, та ещё публика, живущая весело, разгульно и беспутно…

А какое настоящее беспутство, собственно говоря, может быть, если женщин в деревушке практически и не наблюдалось? Так, только несколько низкорослых индианок, да толстая старая афроамериканка донья Розита, владелица скромного трактирчика — «La Golondrina blanka».

И вот, представьте себе, в католической Миссии, что располагалась рядышком с этим посёлком отвязанных авантюристов, появляется девушка-американка необыкновенной красоты — высокая, стройная, фигуристая, молоденькая. Ухаживает в Миссии за больными и калеками, детишек индейских обучает английскому языку и азам математики, а в деревне появляется только по крайней необходимости — чтобы купить в местной галантерейной лавке ниток-иголок, да наведаться на почту.

Звали эту девушку — «Анхелина Томпсон». И была она такая хрупкая, нежная, грустная и печальная, что, глядя на неё, даже у злобных и вечно-голодных бродячих псов на глазах наворачивались крупные слёзы сочувствия. Наворачивались и капали. Капали…

Ходили упорные слухи, что жених Анхелины трагически и безвременно погиб где-то на суровых северных золотоносных приисках, а она — от безысходности и тоски горькой — уехала служить Господу нашему в далёкую католическую Миссию.

Но разве это обстоятельство могло остановить тамошних (вернее, тогдашних), брутальных головорезов, всерьёз истосковавшихся по женскому обществу? Ага, конечно. Как бы ни так. Не дождётесь…

Стали они поочерёдно оказывать мисс Томпсон различные знаки внимания — яркие тропические цветы дарить охапками, через посыльных мальчишек-индейцев предлагать крупные золотые самородки, морские жемчужины и прочие здешние ценности. Но только не принимала она тех подарков и цветов, всё с посыльными возвращала обратно.

Лопнуло тогда терпение у бесшабашных карибских бродяг. И однажды, уже под тёмно-сиреневый вечер, дружной толпой человек в шестьдесят-семьдесят пожаловали они к капризной недотроге в гости.

А жила наша мисс Анхелина в скромной глинобитной хижине под пальмовыми листьями, выстроенной рядом с Миссией, и выращивала на крохотной клумбе жёлтые розы, неизвестные тогда в Карибии. Видимо, привезла с собой из Американских Штатов черенки. Вернее, на тот конкретный момент роза была всего лишь одна, остальные не прижились, завяли и — со временем — засохли.

Выдвинули пришедшие бандерлоги девушке недвусмысленный и жёсткий ультиматум, мол: — «Либо, красотка приезжая, ты сама незамедлительно укажешь на избранника, то есть, на мужчину, с которым согласна разделить брачное ложе, либо всё решит честный и непредвзятый жребий…. Так ли, иначе ли, но свадьбе — к заходу солнца — быть!».

Грустно и печально улыбнулась тогда Анхелина и спокойно так, не моргнув глазом, ответила, мол: — «Я, конечно же, уступаю грубому насилию. А суженого выберу самостоятельно — сейчас срежу жёлтую розу и торжественно вручу её своему принцу…».

Радостно заволновались нетерпеливые карибские женихи, восторженно завопили — в предвкушении незабываемого свадебного спектакля.

А девушка взяла у ближайшего к ней примата острый кинжал, осторожно срезала с клумбы единственную жёлтую розу, тщательно удалила все острые шипы с её стебля и аккуратно воткнула: розу — себе в причёску, кинжал — себе в сердце. И упала бездыханной…

Долго стояли потрясённые бандерлоги над мёртвым девичьим телом, стояли и скорбно молчали. Потом похоронили несчастную девушку, а над её могилой — чуть позже — возвели красивую каменную часовню. Городок же нарекли — «Сан-Анхелино». И стали — все и повсюду, с искренним пылом и рвением — сажать и выращивать жёлтые розы.

А ещё через некоторое время, как-то сам собой, родился один милый и симпатичный обычай. Когда мужчина хочет предложить девушке (или же женщине), руку и сердце, то он ей дарит жёлтую розу. Если она согласна, то цветок принимает и бережно пристраивает его в свою причёску. Вот, здесь всё только и начинается…