— А ну пошла отсюда! — топнул я ногой, прогоняя глупое животное. Янка за воротами затихла, оттуда изредка слышались приглушенные всхлипы, но, кажется, она справилась. Работая журналисткой и не такого насмотришься. Так что должно отпустить. Ее профессия должна делать людей черствыми и циничными, а значит Яночка еще не дошла до того предела, когда не человеческую смерть смотришь, как на сюжет приключенческого фильма.

— Ты жива? — на всякий случай прокричал я ей, мгновенно севшим голосом. Комок застрял в горле, готовясь прорваться истерикой. Мне тоже было нелегко. Михалыч был мне ни близкий друг, ни сосед, ни родственник, но, как и любое живое существо на этой земле, мне его было жаль. Глупая, бессмысленная смерть…А я опять опоздал.

— Все нормально! Сейчас приведу себя в порядок и приду…

— Ян, тут есть вода, — мой взгляд уперся в набранное ведро с колодезной чистой водичкой, в которой вяло шевеля коротенькими лапками, гребла неведомо как туда попавшая пчела, на которых у меня некоторых пор была стойкая аллергия, скользнул вниз, рассматривая следы, в обилии оставленные на мягкой влажной земле.

Присел рядом с трупом, разглядывая вспоротый дерн. Это же какой длины должны быть когти, если глубина следа примерно сантиметров восемь, если не больше? Зачем-то понюхал землю…Глупо строить из себя Пинкертона. У меня нет ни опыта ни возможностей, которые есть у профессиональных сыщиков. Пусть они занимаются сбором улик и доказательств. Я встал с колена. Красовская замерла в воротах, не решаясь зайти внутрь двора.

— Не ходи! — попросил я ее. — Не надо! Этим мы ничего не изменим…Лучше вызови полицию минут через десять.

— А ты? — голос журналистки дрогнул, но явной паники я в нем, слава Богу, не услышал.

— Мне надо осмотреть его дом до приезда оперов. Иначе, они все тут опечатают, помародерствуют немного…Сама знаешь нашу полицию. А Михалыч что-то знал про этого шаровского маньяка…Что-то знал, и потому его убрали. Он мог добраться до него. Мог нам что-то рассказать. Это что-то я и хочу найти внутри.

— Хорошо! У тебя десять минут! — кивнула Янка, смахивая крупную слезу, выкатившуюся из уголка глаз. Тушь потекла, оставляя разводы на бледном лице журналистки. Мне стало жаль ее, но не было времени на сантименты. Мои десять минут пошли.

По дуге обошел лежащие на земле трупы Михалыча и его собаки. У крыльца валялась рассыпанная поленница дров для бани, на одном из обрубков я рассмотрел глубокие следы когтей. Видимо, мы спугнули своим приходом это чудовище. То, что это не человек было теперь понятно! Никакой маньяк не может обладать такими ногтями, никакой маньяк не будет так терзать свою жертву. Никогда людская особь с места не совершит такой прыжок! А значит наша доблестная полиция тут не поможет…Она и с пьяными бомжами справиться не может, вызывая спецназ, а тут такое…Взял в руки полено, повертел в руках. Под ним обнаружился клочок серой свалявшейся шерсти, пахнущей чем-то кислым. Аккуратно все сложил у порога, на высоком резном крыльце с высокими перилами. Надо будет показать это Алаиде по скайпу. Что это? Оборотень? Волк? Как он здесь появился? И почему терзает именно Шаровку?

Крашенные деревянные ступени скрипнули под ногами, прогибаясь под моим весом. Дверь была распахнута. В веранду уже налетели мухи и пчелы, роем кружащиеся над головой и возле газовой плиты, на которой кипел чайник. Отмахнувшись от настырных насекомых, я прошел сени, войдя в дом. Небольшой зал со старым пружинным диваном, древний телевизор, розовые шторки аккуратно подвязанные по краям узкого окошка. Ничего интересного. В углу открытый сейф под ружье. Рассыпанные коробки с патронами, пустые гильзы и весы. Ничего интересного. Толкнул соседнюю дверь. Скорее всего это была спальня. Широкая кровать занимала почти всю комнату, а над ней в прямоугольных рамках под стеклом множества фотографий. От совсем старых — чёрно-белых, до современных, сделанных цифровиком. В углу стоял стол с какими-то бумагами, но я их решил отложить на потом, обследовав шкаф и фото.

Подошел к шифоньеру, надеясь, что он открыт. Дернул за ручку. В большом отделении ровными рядами висели женские разноцветные платья, блузки и лишь немного мужской одежды. Внизу по ящикам были распиханы обувные коробки, рисунки на которых не оставляли сомнений, что туфли все женские.

Странно, Михалыч жил один. А тут целый гардероб для известной модницы. Я аккуратно перебрал, висящие на плечиках туалеты. Тут место нашлось даже для открытого вечернего платья, украсившего даже самых изысканных дам из высшего света. Хмыкнув, закрыл шкаф обратно, переведя взгляд на фотографии над кроватью. Ответ нашелся именно там.

Вот маленький круглолицый карапуз с удивленными, но безмерно счастливыми глазами позирует на камеру, а на следующий фотографии он уже постарше… Рядом сидит мускулистый седой мужчина в белой майке, обнимая вихрастого мальчишку одной рукой. Надпись в углу «Мы с дедом». И так вся жизнь, закончившаяся в своем собственном дворе от рук неизвестного чудовища. В самом конце фотографии с молодой привлекательной женщиной. Судя по ее белому кружевному платью, снято на свадьбе. Михалыч еще молод, счастлив и не сводит глаз с прекрасной невесты. Последнее фото датировано три года назад. Ставшая более женственной жена Михалыча с коляской во дворе, коротенькая подпись «Мои дорогие». Быстро отошел к столу, готовый разреветься, как девчонка.

На письменном столе стопки каких-то бумаг, вырезки из газет. Одна из старых, пожелтевших, еще революционных привлекла мое внимание: «Богодуховский Вестник» июль 1941 год. На переднем плане потертая фотография двух мужчин. Один из них дед Михалыча, а второй…На всякий случай я проморгался, боясь, что от избытка впечатлений у меня начались несвойственные мне галлюцинации, но все было по-прежнему. Рядом с дедом Михалыча сидел мой прадед Петр Васильевич Дворкин, в строгом пиджаке, гладко выбритый с неизменными густыми усами и серьезным выражением лица. Название заметки гласило: «Харьковский облисполком готов к обороне». Быстро пробежался глазами по затертым, пожелтевшим от времени буквам. В условиях ведения войны с фашисткой Германией, вероломно напавшей на наше социалистическое государство, харьковские руководители высшего звена докладывают о полной готовности увеличить выпуск танков с завода имени Малышева в два с половиной раза. Патриотично настроенные граждане переходят на двухсменку, руководствуясь девизом: «Все для фронта, все для победы!» Немалая заслуга в этом и видных руководителей нашей области начальника областного НКВД Петра Дворкина и председателя облисполкома Крутько Валентина Богданыча.

Вот это поворот…Я отложил газету в сторону, пытаясь обдумать прочитанное. Значит, мой прадед и дед Михалыча были знакомы лично. Мало того, работали вместе над обороной Харькова в далеком сорок первом, а раз так…То Крутько не мог не знать о том, какую должность в НКВД по-настоящему занимал раньше дед и кого ловил на самом деле. Очень интересно…

Остальные заметки были посвящены убийствам произошедшим в Шаровке за долгие годы. Вырезок было очень много. Я их пролистал без особого интереса. Нам и без того было известно, что убийства длятся уже много лет. Они были сложены аккуратной стопкой на краю стола и прошиты крепкой веревкой. Значит, Михалыч занимался поисками шаровского маньяка долгое время, собирал материал, возможно нашел-таки концы, но чудовище его опередило.