Амар шагнул ближе, но соприкоснуться нам не дал внезапный вой. Амар устремил взор вдаль, и губы его, только что изгибавшиеся в улыбке, плотно сжались.

– Идем, Майя. Здесь для тебя опасно.

– Почему? – Я проследила за его взглядом.

Глаза обманывали меня, или через вестибюль и правда прокралась тень зверя? Меня словно окутало сыростью и гнилью. Мокрый мех. Когти, покрытые соляной коркой. И снова вой, почти осязаемый, воскресивший в памяти жуткое чувство, коему нет названия: тела без лиц падают на пол, из вен неистово хлещет кровь…

Амар практически поволок меня в обеденный зал. Едва мы ворвались в комнату, ярко освещенную подвесными топазовыми фонарями, навстречу кинулся Гупта. Взгляд его омрачился после их с Амаром безмолвной беседы.

– Прости, – бросил мне Амар и выбежал прочь.

А я замерла, не в силах шелохнуться и выбросить из головы вой гончих псов. Плечи Гупты скорбно поникли.

– Что это такое?

– Я… – начал он, но побледнел и помотал головой. – Не могу сказать, простите.

Я стиснула кулаки:

– Из-за луны?

Гупта кивнул.

– Во дворце охотничьи псы?

Он помолчал и снова кивнул.

По спине пробежал холодок.

– Что они ищут?

– Вы же знаете, что я не могу ответить.

Я опустилась на стул, не обращая внимания на насмешливую улыбку полумесяца за окном. Еще не скоро Акаран откроет мне свои секреты. Придется потерпеть. Я пыталась притвориться, что вой был предупреждением. Что всему есть разумное объяснение. Но никак не могла избавиться от жуткого, сводящего с ума чувства, что он проник в самое мое нутро. И когда я склонила голову над едой, мне на колени упало созвездие.

Тускло-серебристое. И острое, как клыки.

Три дня я не видела Амара. Его существование выдавала лишь смятая сторона кровати. Поутру всегда холодная на ощупь. Я в одиночестве бродила по коридорам, исследуя залы Акарана, двери в которые мне открывались. Многие были завинчены болтами, но не все. Мысленно же я все время возвращалась к обугленной двери, увешанной цепями, однако, как ни искала, увидеть ее вновь так и не смогла.

В первый день я побывала в комнате, где снизу вверх, слегка закручиваясь в вихри, сыпал снег. Касаясь потолка, он обращался лентами полупрозрачного шелка и вновь стекал на пол, чтобы этот снежно-шелковый круговорот никогда не прекращался. На второй день за дверью с изменчивым изображением песчаных дюн я нашла душный жаркий зал, внутри которого плясали извилистые тени. Заинтригованная, я потянулась к подвижному рисунку, но пальцы погрузились в темноту, мокрую, как чернила. На третий день я наткнулась на дверь с резным узором в виде перьев, и стены комнаты за ней были испещрены нишами, полными яиц. В глубине ниш кто-то нарисовал прекрасных черногрудых перепелов и белоухих фазанов, джунглевых кур и буревестников, ибисов и скоп. Едва я шагнула внутрь, нарисованные птицы склонили головы, защебетали, заквохтали. Яйца пошли светящимися трещинами, и воздух наполнился тихой птичьей трелью.

* * *

На четвертый день я обнаружила тусклый белый дворик с единственной огромной колонной посредине. Сверху клубились сумерки, окаймленные обожженной медью и дымной синевой. Странное было место. В воздухе пахло сыростью.

Я провела пальцами по колонне и тут же отшатнулась, когда от них вверх и вниз побежала трещина. Волосы на затылке встали дыбом. Из недр колонны донесся чудовищный рев, и я отскочила подальше.

– Это лишь иллюзия.

Я обернулась на голос. Амар стоял, прислонившись к двери. Выглядел он изможденным – тени впитались в кожу под глазами, волосы растрепались – и все же при виде меня улыбнулся, и я не могла не улыбнуться в ответ. Я только теперь поняла, кто виновник мучившей меня в последние дни вялости. Мне не хватало его присутствия, его слов. Рядом с Амаром я словно оживала.

– Что это? – я указала на рычащую колонну.

Амар опустился в ониксовое кресло, которое достал из воздуха, откинул голову на спинку и вздохнул.

– Все в порядке?

– Скоро будет. – Его улыбка не касалась глаз. – А это… напоминание о том, что смерти не избежать никому. Люблю эту легенду.

Он еще не договорил, а я уже точно знала, кто заперт в колонне, и вдруг со странной болью вспомнила бхаратский гарем.

– Нарасимха, – выдохнула я. – Мне всегда нравилась эта сказка.

Амар удивленно округлил глаза:

– Ты ее знаешь?

Я кивнула. Лишь эту сказку я никогда не рассказывала Гаури – слишком она кровавая. Но почему-то именно она дарила мне утешение и покой. Колонна позади нас задрожала, будто ждала, когда я поведаю ей эту историю. Амар наклонился вперед, широкие плечи напряглись – ну точно хищник в засаде.

– Расскажи.

– Зачем? Мы же оба ее знаем.

– И пусть. Хочу услышать сказку из твоих уст. Расскажи. Комната поддержит ритм.

«Расскажи сказку».

Сердце сжалось.

«Я скучаю по тебе, Гаури».

Вернуться к старым привычкам оказалось довольно легко. Я села на пол, скрестив ноги, и перевела взгляд с колонны на Амара. Глаза его были закрыты, а голова откинута назад, обнажая бронзовое горло. Я начала рассказ, и в небесах воссияли образы. Я поведала Амару о царе демонов, который хотел избежать смерти и потому подвергал себя самым суровым наказаниям и аскезе, пока боги не даровали ему благословение [23].

– Он молился, чтобы смерть не нашла его ни в доме, ни за его пределами. Молился, чтобы смерть не настигла его ни днем, ни ночью, ни в небе, ни на земле. Молился, чтобы ни человек, ни зверь не могли его убить. Молился, чтобы не навредило ему ни одно оружие.

Амар поднял голову и посмотрел на колонну со злой усмешкой:

– И все же смерть смогла к нему подобраться.

Я кивнула:

– Бог явился к нему полульвом, получеловеком, вырвавшись из колонны.

И из нашей колонны вырвалось призрачное существо – львиная грива отбрасывала на мрамор рваную тень, в пасти сверкали клыки.

– Он напал на царя демонов в сумерках…

– …ни днем, ни ночью, – добавил Амар.

– Во внутреннем дворе…

– Ни в доме, ни за его пределами.

– Он убил царя, бросив к себе на колени.

– Ни в небе, ни на земле.

Призрачные фигуры перед нами разыгрывали историю: громадный бог-зверь подхватил неуклюжего человека клыками и перекинул через свое бедро.