– А хотя, – улыбнулся Кевин своей собственной беспочвенной паранойе, полностью отдавшись внешней стороне города, – какая разница, это совершенно не мое дело.

 – Как это – не мое? – с абсолютно искренним непониманием Гвен пыталась добиться хотя бы намека от Кевина, – послушай, пожалуйста, – присев поближе к своему другу и попытавшись заглянуть в его глаза, повторяла она, – поговори, поговори со мной, ну же! Почему ты не хочешь открыться мне? Я ведь так люблю тебя!

Кевин бросил на лицо своей подруги ничего не выражающий взгляд и лишь слегка усмехнулся: «Ну и что же ты хочешь, чтобы я тебе рассказал?»

Я… – в очередной раз сдержалась девушка, – я просто хочу поговорить, понимаешь? То, что сейчас происходит – просто ненормально! Ты слышишь? Неужели так сложно…

Кевин смотрел в упор на Гвендолен, однако не видел ни ее, ни обстановки, что окружала их обоих, слившиеся в единый шум, что, подобно водопаду, изливался с губ его подруги, которая, казалось, может целую вечность, как заезженная пластинка, повторять один и тот же мотив, совершенно не заботясь о слушателе, которому, несмотря на всю любовь и привычку к старой пластинке, нужны были новые звуки, новые эмоции и впечатления. Ведь только ради них он изначально и стал танцевать под саму музыку, ради этого ощущения новизны и постоянного, безусловного счастья, которое, однако, со временем стало стираться вместе с уже опостылевшими привычками Гвен, которая, хотя теперь и представала в роли неизменного атрибута его жизни, но уже ни как женщина, ради которой молодой влюбленный человек когда-то был готов на все.

Вот таким нехитрым размышлением Кевин успокаивал сам себя, не желая пока полностью разрушать комфортный образ жизни, где его чувства страстно набухали, а затем, созревая, полыхали внутри него и внутри Элен в перерывах между турами, что были своеобразной подпиткой, откуда юный талант брал вкус самой жизни – из путешествий по островам и странам, необходимой, чтобы затем, направив эту силу, высвободить ее в руках и между ног Элен. А уже после завершения этого обмена энергиями, в качестве переправочного пункта, только для того, чтобы слегка отдохнуть, Кевину и нужен был островок спокойствия в течении нескольких дней, когда он мог предаться своей собственной ностальгии вместе с Гвен, что была подобна походу в музей с воспоминаниями, которые, хотя и были весьма приятны, на деле оказывались неспособными в настоящем времени в полной мере вернуть те самые впечатления, ради которых когда-то, полностью утонув в своих трепетных чувствах, Кевин бежал на очередное свидание с Гвен, боясь упустить хотя бы секунду, которая зря будет потрачена на что-либо другое, что абсолютно не имело никакого значения.

И как сама Гвен не понимала, не видела всей этой картинки? Как упускала, с ее-то женским чутьем и проницательностью, те самые важные моменты, которые просто исчезали вместе с химией отношений, и как могла она не замечать, просто игнорировать столь долго простой факт того, что Кевин уже давно потух, а физическая и ментальная близость были скорее инерционной потугой, но никак не искренней устремленностью партнера. Или возможно Гвен всё прекрасно понимала или хотя бы подозревала, но чисто из практических соображений просто не хотела позволить закончиться этим отношениям? Возможно и так, однако ее слова всё равно звучали слишком похоже друг на друга и не добирались до сути, до финала, до развязки, где у нее просто не повернулся бы язык сказать, а уж, тем более, принять факт того, что Кевин спит и, что самое главное, любит другую женщину уже давно.

– Ну, ладно, – протянул про себя Кевин, подумав, что вновь легко отмажется дежурными фразочками о бесконечной загруженности работой в своей музыкальной индустрии, а после, сам не желая рушить привычный комфортный и устраивающий его самого порядок вещей, вновь отправится в турне, оставив Гвен крючок, который будет держать ее ровно то количество времени около себя, что необходимо для поддержания уюта в их общем доме.

– Кевин, я с тобой серьезно разговариваю! – пыталась настоять на своем девушка, в желании услышать то, что ей нужно было или, по крайней мере, то, что бы могло ее успокоить на какое-то время до следующего небольшого скандала.

В конце концов Кевин, практически не думая, смог пропрыгать по полю ловушек из вопросов Гвен к моменту, когда они занялись любовью, что представилось полной морокой для Кевина, и после, когда Гвен все же смогла наконец уснуть и заткнуться, Кевин какое-то время лежал с открытыми глазами, глядя в упор на обнаженное тело девушки, что когда-то было столь желанно, а теперь вызывало лишь легкое раздражение. Было такое дикое желание растолкать ее и всё рассказать, чтобы уже окончательно разорвать этот поручный круг, или даже, не говоря ни слова, просто встать и уйти, однако прежде чем какой-либо из этих сценариев был реализован, Кевин сам не заметил, как уснул.

 – Просыпаемся, приехали!

– Ммм? – сонно сощурившись, промурчала Виктория, пытаясь за пару секунду вспомнить, где она находится, и почему это ее сладкий сон был столь бесцеремонно прерван.

Девушка с недоумением смотрела вокруг себя и пыталась понять, как же так получилось, что всё, что она обозревала своим взором, оказалось не снаружи, а как будто бы внутри ее восприятия, превратившись в итоге в маленькую точку, что начала разрастаться, подобно тому, как в ускоренном режиме времени можно стать свидетелем произрастания скручивающихся в спирали молодых побегов из одного единственного маленького зернышка, что в итоге взрывается, превращаясь в гигантское древо жизни, что прежде, чем сгнить, выбрасывает в пространство вокруг себя тысячи иных семян, внутри которых рождается своя уникальная и неповторимая вселенная, ведомая до поры до времени только им, но неизменно уже составляющая собой часть в титаническом лесу универсума, где каждая его особенность математически точно выверена и известна заранее, еще до его формирования.

Кокон восприятия Виктории прорвался, обнажив нечто, что сначала напомнило девушке какой-то конструктор, игрушечный город, который на поверку оказался конгломератом из настоящих шпилей, над которыми парила безмолвная всеохватывающая сила, частью которой была сама до глубины души пораженная этим видением и не менее воодушевленная подобной новизной ощущений Виктория.

– Что же там находится, милый? – наклонившись и шепнув у самого уха путешественника, улыбнулась его подруга, один взгляд на которую заставив путника позабыть и о Виктории, и о своем так называемом месте назначения, полностью отдавшись непрекращающейся любовной игре, которая, казалось, длилась не одно тысячелетие, а, возможно, просто не имела конца.

Тело юной соблазнительницы было полностью обнажено. В полной темноте космоса двух влюбленных ее силуэт высвечивали лишь заигрывающие на ее теле символы, что так же бесстыдно завлекали путешественника прильнуть к ним и к вычерчивающему ее силуэт свету, который буквально выжигался на глазном яблоке наблюдателя, что с жаждой смотрел на мерно покачивающееся на волнах эфира тело своей любимой, что оставляло за собой едва заметные шлейфы. Они, в свою очередь, неизменно возвращались к единой точеной фигуре, которая, вибрируя, заставила своего вечного любовника подняться и медленно пойти навстречу, попутно преодолевая непомерные расстояния, чтобы в конце своего бесконечного путешествия протянуть руку и одним жестом сорвать маску из полупрозрачной ткани, что, казалось, закрывала рот и нос девушки, оставляя место лишь паре черных глаз, что игриво смотрели на своего любимого. Это сделать после преодоления всех фантомных преград казалось проще простого, однако, на деле, прежде, чем путешественник успел хотя бы коснуться ее, Богиня совершенно непринужденно увернулась и, громко рассмеявшись, бросилась прочь, увлекая за собой в свою бесконечную игру своего возлюбленного, который с радостью принял ее предложение и бросился за ней, чувствуя, как будто смеется на самом деле не его любимая, а хохочет он сам от щекотки, что поглотила каждый миллиметр его кожи, заставив подняться по всему телу волоски, с каждого из которых от возбуждения уже вздымались капсулы воды. Они, срываясь с кончиков волос, превращались в самый настоящий ливень, который пронзал свет бесконечной игры в прятки, бесконечной игры в узнавание и бескрайней, безбрежной любви, в которой уже рождался ночной город, горящий желтым пламенем ночных огней, чью исключительность только подчеркивал освежающий запах летнего дождя, который заставил Викторию, вышедшую без зонтика под дождь, не бежать до ближайшего здания, но, остановившись, замереть и самой стать дождем, вечно падавшим на нее с неба.