Узнали про подлый шантаж насчет папы[138].

Была у Брейнаров.

Ла Варен[139]. Прогулка.

Ничего не получилось.

Дети совсем не слушались.

После обеда рассказывала им «Рикки-Тикки-Тави». Собрались в кружок. Мои любимцы. Эрбер тоже слушал. Сначала я чувствовала себя очень nervous[140]. Но, когда закончила и один мальчик со все еще затуманенным взглядом стал машинально повторять: «Еще, мадам, пожалуйста, еще!», — была просто счастлива.

Николь попросила привести к ней Жана М. Должны были прийти еще Пино и Жоб. Выходя из дому, я еще не знала, как поступлю. Он сидел в библиотеке. Пришел Спаркенброк. Было так странно его увидеть. Он так же хорош собой.

Но мне показалось, что с тех пор, как мы познакомились, прошла целая вечность. Я спросила, как у него дела, он ответил: «Скоро стану отцом». Было как-то неловко, и я была рада уйти.

До дома Николь мы дошли пешком. Там было очень приятно. Но в общем я не очень довольна сегодняшним днем.

Была на улице Рейнуар.

Жобы, музыка; был еще Брейнар. Ближе к концу вечера пришел месье Перилу.

Пошла сначала на улицу Рейнуар, у бабушки никого, кроме меня, не было.

Потом — к Сесиль Валанси. Все как раньше: болтали по-английски, говорили о музыке. Но впечатление осталось тяжелое — мне казалось, что время, когда мы вот так сидели, давным-давно прошло. А ведь это было всего лишь в июне.

Относила пакет мадам Шварц. На улицу Тур-д’Овернь — красивая старая улочка, такая приветливая и уютная.

После обеда, задыхаясь от жары, мы пошли к С., было почти как в Обержанвиле, потому что там были тетя Жер и дядя Жюль. Мы с Денизой играли. Странная, но приятная суббота.

Вечером у нас до восьми просидел месье Оллеон. Рассказывал об аресте Розовских, этот рассказ, вся эта история не выходит у меня из головы. Так и вижу тот вечер: пара русских белоэмигрантов, которые смирились с тем, что их арестуют, а маленького сына доверили Оллеону; жена — белокурая красавица, но бледная и больная, лежит на диване, уставясь в одну точку; и муж — его уговаривают выпить и передумать; а потом… Дранси, депортация, она, наверное, не выдержит и умрет в дороге.

Мама пришла встревоженная — ей сказали, что «не подлежащих депортации» отправляют в Питивье.

За последнюю неделю она еще больше изменилась. Стала худенькой, нервной, похожей на ребенка.

После ужина зашел Нослей[141]. Все немножко успокоились.

Прекрасное мое воскресенье. Вспомнилось «Воскресенье на родине» Киплинга. Две недели я мечтала об этом дне в Обержанвиле.

Были Жан Пино, Жоб и Ланселот Озерный[142]. Чудо повторилось. Разве могло быть иначе? Залитый солнцем сад, ветер на холме после обеда и обратный путь в поезде.

* * *

Но дома на чудные воспоминания, которыми я была захвачена, наложилась печаль из-за нового, такого же отчаянного письма от папы.

Схватили Андре Мея с женой. На вокзале. Скорее всего, по доносу.

Многих отправляют в Дранси за попытку пересечь линию. На глазах у папы привезли Тевененов, родственников Шварцев, они были в Обере на свадьбе. Так он увидел их второй раз. Ужас. Генеральша Леви.

Огромное множество поляков, мужчин и женщин, в списках, которые присылают к нам на улицу Бьенфезанс. Сегодня утром один мужчина, едва-едва говоривший по-французски, спрашивал, «не вернули ли вещи малыша». Это четырехлетний ребенок, который умер в лагере Питивье.

Я так хотела увидеться с Ж. М. сегодня, чтобы не ждать слишком долго, до конца недели. Прекрасный день. Мы сделали большой круг по городу: площадь Карусель, Елисейские Поля, улица Марсо. Гулять с ним по Елисейским Полям — восхитительно. Потом пришли сюда попить малинового сиропа и послушать финал Пятой[143].

Утром получила письмо от Жана Пино, которое мне как-то боязно понимать.

Прогулка с детишками из приюта на улице Клода Бернара, которой я так боялась, прошла очень хорошо. Нас было семеро, с симпатичной вожатой Казоар. Я надела ее спортивные штаны. Ужасно смешно, но Николь сказала, что мне идет. Провели весь день в Монморанси. Занимались гимнастикой, учились приемам первой помощи, языку жестов, разным играм.

Приходил Жоб. Разучивали Тройной концерт[144].

Не пошла на улицу Бьенфезанс. Специально осталась — читать «Учебник для волчат»[145].

Но пол-утра писала ответ на письмо Ж. М.

Прогулка с восемью командирами шестерок[146]. Робинзон.