Если бы я не находилась в окружении объектов культурного наследия, то плюнула бы, вот честное слово! Всякий раз при упоминании имени Казимира Малевича меня прямо внутренне выворачивает. Это какая-то мистификация, мыльный пузырь, которому следовало лопнуть через секунду, а его искусственно поддерживают на протяжении уже почти сотни лет! Взять хотя бы «Супрематическую композицию». Для тех, кто не видел картину, поясню. Для её изготовления требуются: шестилетний ребенок, набор цветной бумаги, белый листок, ножницы, клей. Предлагаете ребенку вырезать из цветной бумаги различные многоугольники: квадраты, прямоугольники, длинные вытянутые палки и трапеции. Затем пусть ребенок в произвольном порядке наклеит полученные фигуры на белый листок. Всё, «Супрематическая композиция» готова! Поздравляю, вы сэкономили шестьдесят миллионов долларов!

Про «Черный квадрат» я вообще молчу. Что это за картина, которую хоть на «голову» поставь, хоть на правый бок положи, хоть на левый, а результат один и тот же? По моему глубокому убеждению, восхищаться «Черным квадратом» или хотя бы воспринимать его всерьез может только человек, остро нуждающийся в психиатрической помощи.

Однако открыть искусствоведческую дискуссию мне не удалось.

– Что тут происходит?! – рявкнули за спиной. – Почему посторонние в хранилище?!

Я обернулась и увидела грузного мужчину лет шестидесяти, вид у него был неприветливый.

Ольга Каримовна принялась лепетать и оправдываться:

– Это не совсем посторонние, Олег Дмитриевич. Познакомьтесь, пожалуйста, журналист Людмила Лютикова, она пришла к Карине…

– Насчет статьи о Николае Кулебякине, – быстро вставила я.

– А это директор нашего музея Олег Дмитриевич Крысоедов.

– Очень приятно, – сказала я, изо всех сил пытаясь не рассмеяться. Не самая подходящая фамилия для директора музея – «Крысоедов». С другой стороны, в какой профессии она пришлась бы к месту? Вот уж не повезло человеку!

– Мне тоже, – буркнул директор. – И тем не менее попрошу посторонних очистить помещение. Здесь экспонатов на несколько миллионов долларов.

Сразу видно чиновника, не стал разводить сантименты про пение птичек на рассвете, а прямо обозначил стоимость.

– Мне бы хотелось посмотреть картины Николая Кулебякина, можно? – спросила я. Директор не отвечал, и я со значением добавила: – Раз уж я собираюсь писать о нем статью…

– К сожалению, это невозможно, – сухо ответил Олег Дмитриевич. – Картины Кулебякина подготовлены для отправки на выставку в Сызрань. Так что не смею вас задерживать.

Ольга Каримовна стремительно вышла из хранилища, я затрусила за ней.

– Подождите, Людмила, – окликнул меня директор музея, – вы в каком издании работаете?

– В журнале «Наука и жизнь», – ляпнула я первое, что пришло в голову.

– Не припомню, чтобы мы сотрудничали с вашим журналом.

– Так и есть, это мой первый материал про советское искусство.

– Насчет публикации вы договаривались с Кариной Елоховой?

– Да.

Крысоедов приблизил свое лицо вплотную ко мне, изо рта у него пахнуло кислой капустой.

– Знаете, Людмила, госпожа Елохова у нас больше не работает. И буду с вами откровенен: я не вижу смысла публиковать статью о Николае Кулебякине в журнале «Наука и жизнь», это не искусствоведческое издание. Вы меня понимаете?

Я кивнула. Интеллигентным образом мне давали понять, что мое присутствие здесь неуместно.

– Тогда всего доброго, – сухо сказал директор, закрывая дверь в хранилище.

– Где же теперь работает Карина?

– В другом месте, – уклончиво ответил Олег Дмитриевич.

И только через несколько секунд, когда господин Крысоедов удалился, меня осенило: да ведь он знает! Директор музея знает, что Карина мертва.

Перед тем как покинуть музей, я заглянула к Ольге Каримовне.

– Не подскажете, где живет Карина? Она писала, что снимает комнату где-то поблизости.

– Так и есть, – ответила дама, – в доме напротив. Вместе с Юлечкой. Очень хорошая девушка, тоже у нас работает, правда, сейчас она на больничном.

– А номер квартиры знаете?

– Зачем вам? – опять встряла любопытная Лизавета.

– У меня есть подарок для Карины.

– Дайте мне, я передам, – нахально предложила девица.

Пока я раздумывала, что бы такое придумать в ответ, Ольга Каримовна сказала:

– Квартира номер три.

– Спасибо! – поблагодарила я и отправилась в дом напротив.

Через дорогу от музея располагался трехэтажный старинный особняк. Первый этаж занимали офисы, верхние этажи выглядели жилыми. Я зашла в железную дверь и попала в риелторскую контору. Лестница, ведущая наверх, отсутствовала.

– Простите, как можно подняться на второй этаж? – обратилась я к охраннику.

– Вход с другой стороны, – буркнул он.

Действительно, со стороны двора тоже была металлическая дверь, только без опознавательных знаков. Ни домофона, ни списка квартир – один лишь стальной лист, а рядом с ним – кнопка для магнитного ключа. Ну, и как прикажете связываться с жильцами?

Несколько минут я топталась на месте, затем в поисках другого входа обежала вокруг дома, в итоге опять вернулась к двери. Неожиданно дверь запищала, из подъезда вышла старушка.

– Добрый день, – фальшиво улыбнулась я, намереваясь проскользнуть внутрь. Однако бабуля преградила дорогу своим щуплым тельцем.

– Вы кто? – воинственно поинтересовалась она.

Я оторопела:

– Люся Лютикова…

– Зачем пришли?

– В гости.

– В какую квартиру?

– В третью.

– К кому?

– К Юле.

Старушка что-то прикинула, потом кивнула:

– Проходите.

Третья квартира находилась на втором этаже. Здесь ситуация повторилась, словно в дурном сне. Когда-то около железной двери висел звонок, но теперь на его месте торчали лишь голые провода. Я вытащила из сумочки ключи и принялась стучать ими о железяку. Сомневаюсь, что этот слабый стук кто-нибудь услышит. Однако вскоре за дверью послышались шаги. Дверь отворилась, на пороге стояла высокая женщина лет сорока. Несмотря на жару, она куталась в серый пуховый платок.

– Здравствуйте, я к Юле.

– Это я, – ответила женщина. – А вы, кажется, Лариса?

– Людмила. – Я недоумевала, откуда она может меня знать. Вероятно, Ольга Каримовна позвонила и предупредила о моем приходе.

– Очень приятно, – сказала Юля и зашлась в лающем кашле.