Сэр Джеймс держал фотографию в трясущихся руках и переводил взгляд с нее на меня.

— Кто ты? — Голос его дрожал.

Я уже представлялась, но повторила опять:

— Вера Роуланд.

— Дочка нашей Мод, да. Да. Все звали тебя Верунчик, пока Грейс не отослала тебя. Грейс, моя жена.

И хотя я никак не могла взять в толк, о чем это он говорит, возбуждение нарастало во мне как снежный ком. Я была на пороге величайшего открытия; наконец-то могла узнать что-то о себе, о настоящей Вере.

— Так вы помните меня, сэр Джеймс?

— Да, да! Я не хотел, чтобы ты уезжала, дитя мое, но они сказали, так будет лучше. После того, что произошло, Грейс просто невыносимо было смотреть на тебя.

— Что произошло? — затаила я дыхание.

Он не ответил на вопрос, просто продолжал рыться в воспоминаниях:

— Я все эти годы думал о тебе, хотел увидеть тебя, но твоя мать не позволяла тебе вернуться. Она сказала, что поклялась перед моей женой, что твоя нога никогда не переступит порог этого дома. Но однажды я спросил ее о тебе, и она призналась, что тебе уже пора покинуть школу, и я уговорил ее позволить тебе вернуться сюда. Когда ты приехала?

— Да я здесь уже много недель, сэр Джеймс, — ответила я, а сама подумала: так, значит, это он платил за школу. Но почему, почему?

— Они прятали тебя от меня. — Он выронил из рук фото и снова схватил меня за руку. Старик буквально пожирал меня глазами. — Дочка Хью. Внученька моя. Моя маленькая Верочка.

Я замерла. Кровь отхлынула от моего лица, потом бросилась в голову. Я вся тряслась.

— Что вы такое говорите? О, сэр Джеймс, как я могу быть вашей внучкой? У вас бред?

— Нет, — покачал он головой. — Нет, я всегда знал, но мать твоя — что твой камень, алмаз, ничем не прошибешь, и меня заставили поверить, что так будет лучше. И все эти юристы тоже постарались. Но ты ребенок моего сына, и я так хотел, чтобы ты была рядом. Это твой законный дом.

Ошеломленная, оглушенная и все же на вершине счастья, я едва могла промолвить:

— Не могу поверить, не могу!

— Тебе когда-нибудь рассказывали о твоем отце?

— Нет, никогда. Каждый раз, когда я пыталась хоть что-то узнать о нем, мама замыкалась в себе.

— Бедняжка Мод! — тихонько прошептал старик. — Так и не решилась сказать тебе правду. Она хорошая женщина, но такая упрямая, прямо как моя бывшая жена. Грейс была такой красавицей, такой обворожительной, пока не умер Хью. Наверное, в ней тоже что-то умерло, осталась только горечь, горечь и ненависть даже к воспоминаниям о сыне и к его ребенку. А потом эта безумная скачка, несчастный случай, укравший у нее жизнь. Одна трагедия за другой, старый дом, сколько всего он насмотрелся! А самая большая трагедия похоронена на дне озера, Горького озера, недаром же его так назвали!

Я вся обратилась в слух, дрожа от возбуждения и стыда, но что-то как будто щелкнуло у меня в голове при упоминании об озере. Язык оказался проворнее мозгов, и я, сама того не желая, выпалила:

— Так это мой отец совершил самоубийство — он утонул в озере?

Речь старика стала невнятной и превратилась в непрестанное бормотание, но я все же сумела разобрать, что в свое время так и не удалось до конца выяснить, случайно он утонул или покончил с собой. Вердикт следователя гласил «несчастный случай», но по округе поползли слухи, что Хьюго Халбертсон свел счеты с жизнью. Даже его собственная мать поверила в это.

Я стала расспрашивать сэра Джеймса о деталях, но он вряд ли понимал меня и только продолжал бормотать:

— Бедный ребенок. Какой шок. Но ты все равно узнала бы когда-нибудь. Пусть мама расскажет тебе обо всем, она обязана сделать это. Обязана…

Рыдания душили меня. Поддавшись эмоциям, я встала на колени рядом с кроватью деда и прижалась мокрым лицом к его плечу.

— Мой дедуля… как чудесно знать, что у меня есть дедушка. Ужасно, конечно, что мой отец погиб вот так, но как же я рада, что обрела тебя! Мне было так одиноко!

— Одиноко? Тебе? Как такая молодая и красивая девушка может быть одинока?

— Очень просто, — сквозь слезы призналась я. И пока его добрая, ласковая рука гладила меня по голове, я испытала странное чувство умиротворения, душа обрела гармонию и покой, о существовании которых я раньше и не подозревала. Я даже не осознавала важность всего того, что он рассказал мне, только поняла, что я уже не просто Вера Роуланд — маленькая никто, я стала внучкой сэра Джеймса Халбертсона, но была слишком ошеломлена, чтобы осознать это. Кроме того, меня абсолютно не интересовала материальная сторона дела. Факт, что я обрела деда, захватил мое воображение не меньше, чем его собственное.

— Моя малышка, — повторял он снова и снова, — теперь, когда я нашел тебя, у меня появился смысл жизни. У тебя будет все, что должно было принадлежать Хью. Твое имя будет Халбертсон по закону, и в один прекрасный день ты получишь этот дом. Ты не такая, как Хьюго. Это видно с первого взгляда. Он был сумасшедший, мой сын, такой бесшабашный! Он причинял боль и себе, и всем вокруг, но ты никому не сделаешь больно.

— Пожалуйста, живи ради меня, — задыхалась я. — Теперь ты просто обязан поправиться, дедушка.

Я подняла голову и до смерти перепугалась: старик откинулся на подушки, и глаза его были закрыты. На какой-то невыносимо страшный миг мне показалось, что он умер, что я обрела своего деда, только чтобы снова потерять его. Я вскочила на ноги и с криками понеслась по коридору, призывая старую Элис. Если потребовалось бы, я даже была готова взломать дверь мисс Форрестер, чтобы вызвать доктора. Но буквально через несколько шагов я лицом к лицу столкнулась с ней самой: Рейчел разъяренно, но в то же время с тревогой смотрела на меня.

— Что ты делаешь? — потребовала она. — Да как ты смела войти в комнату сэра Джеймса?!

Я прервала ее тираду:

— Идите к нему, быстрее, он умирает! Ради бога! Сделайте же что-нибудь…

В глазах сиделки загорелся странный огонек.

— Идиотка, — буркнула она, оттолкнула меня и понеслась в спальню моего деда.

— Господи боже мой! — воскликнула мать, когда я закончила свои излияния. Она оперлась локтями на обеденный стол и закрыла лицо руками.

Мне стало жаль маму. Было ужасно видеть, как гордая, несгибаемая женщина может вот так запросто сломаться. Я прижалась щекой к ее затылку:

— Не плачь, мамочка, дорогая! Не расстраивайся ты так! Знаю, что ослушалась тебя, прокравшись в комнату сэра Джеймса. Но что-то будто тянуло меня туда, прямо-таки заставило меня сделать это. Я была не в силах противостоять.

Мама подняла голову, и я увидела, что слез нет и в помине, только все лицо перекошено, губы сжаты и она кусает их, как будто пытается изо всех сил сдержаться. Даже в такой момент она не могла позволить себе расслабиться и заплакать.