взгляд… Прощается сухо и покидает кабинет.

Дверь шумно закрывается, отрезая меня от прошлого. Заживо… А оборванные нити судьбы пульсируют, распространяя по телу невыносимую, как горячая лава боль. Я приваливаюсь к столу, устремляя взгляд в одну точку… Стаканчик с ручками, блокнот, сложенные в стопку истории болезни, штампы, скотч, чья-то чашка с недопитым чаем. А потом предметы размываются, превращаясь в неразличимую массу… Глубоко вздыхаю и спешно утираю выступившие слезы. Кажется, сегодня была наша последняя встреча… Во всяком случае новой я точно не допущу… Пусть он звонит по «деловым» вопросам, рассказывает о ходе следствия. Но встречаться… Больше нет.

– Сонька, что случилось? – мягко произносит Толик, подойдя ближе. – Он… обидел тебя? Так я и знал, что этот напыщенный хлыщ что-то отмочит!

– Перестань, Толь, – почти всхлипываю я. – Мне и так… Я и так… Господи, почему же все со мной… вот так! – повторяю одну и ту же дурацкую фразу.

– Сонечка, выпей воды, – взволнованно говорит он. Шагает к кулеру и наполняет стаканчик. – Этого следовало ожидать, Сонь. Он слишком… избалованный, властный, привыкший получать все по щелчку пальцев.

– То-оля… Ну, прекрати ты. Самой тошно, – забираю стакан из его рук и глотаю воду. Если бы она могла меня успокоить…

– На что ты повелась, не понимаю? На смазливую внешность? Ну да… Мужик видный, но больше ведь ничего!

– Толька, я сейчас уйду, слышишь? Если ты не прекратишь.

– Я слышал об убийстве Виктории, – переводит он тему, присаживаясь рядом. – Марина позвонила мне, когда я сюда ехал. Это ужасно, Сонь… И про мальчика я тоже знаю.

– Толь, а ты знал, что Павел мне изменял? Скажи честно хоть сейчас, пожалуйста. – Отрезаю, впившись в Толика взглядом.

– Нет, конечно. А зачем мужику изменять рядом с такой женщиной, как ты?

– Прекрати, – отмахиваюсь и поднимаюсь с места. Подхожу к окну, застывая перед завораживающим пейзажем. Ночной город сверкает огнями, чернильное небо укрывает крыши домом мягкой шалью, костлявые ветви качаются от порывов сентябрьского ветра…

– Сонька, – Толик бесшумно подходит и кладет ладони мне на плечи. Разворачивает меня к себе и зарывается носом в мою шею. Слишком откровенно… И слишком неожиданно.

– Толь, ты чего?

– Я всегда тебя любил, Сонь, – хрипло шепчет Толя. – Не смел мешать твоему счастью, пока Павел был жив. А потом… Мы ходили в кино, пару раз на свидания, но ты не воспринимала меня всерьез. Отмахивалась, предпочитая таких мужчин, как Барсов.

– Ты же знаешь, что у меня никого не было после Паши… Каких мужчин? – удивленно вскидываю взгляд.

– Я выучил твои предпочтения за… все эти годы. Павел был таким же – красивым, ярким, успешным. А я надежный, Сонь… Я не изменю и не подведу. Меня пытать будут, бить, унижать, но я не сдамся… Не оставлю свою женщину. Не позволю ей плакать. А этот… Он позволил. Обидел тебя и свалил в небытие. Что тебя в нем привлекло? Секс, Сонь? Так ты не позволила показать, каким я могу быть нежным, а я…

– Толик, миленький, перестань, пожалуйста, – взмаливаюсь и отстраняюсь от его горячей, вздымающейся груди. – Я тебя как друга люблю. Не больше…

– А ты посмотри на меня, Сонь. Я вот что придумал – выходи за меня, Софья Васильевна. Давай этого мальчонку усыновим? Нечего ему в доме малютки расти.

– Господи, ты в своем уме? Ты про Ванечку?

– Да, про него. Твои старики не переживут, если потеряют внука, разве ты не понимаешь?

– Ты уже про все знаешь, – вздыхаю, с силой растирая лоб. – Быстро же у нас сплетни распространяются.

– Марина сказала только мне, не волнуйся.

– Мне уже все равно, Толь. Лучше горькая и отвратительная правда, чем призрачное счастье. У меня ведь была одна иллюзия… Дым, пар, фантом… Черт!

– Зато сейчас у тебя есть шанс построить настоящую семью, – продолжает Толик, поглаживая мои плечи.

Меня поглощает неловкость от его прикосновений. Отстраняюсь и облегченно вздыхаю. Возвращаюсь за стол – так безопаснее…

– В общем, думай, Сонька. Мое предложение в силе.

– Я подумаю, – бросаю я, не думая рассматривать его предложение всерьез.

Марина возвращается в отделение через час. Уставшая, черная от свалившегося на нее горя, отстраненная… Куда ей работать? К слову, я уже настроилась подежурить за нее, хотя чувства Марины понимаю… Я ведь сама такая – не могу оставаться с горем наедине…

– Поезжай, Сонечка, – настаивает она, спешно надевая медицинскую пижаму. – А мне даже лучше… здесь. Дома точно свихнусь. Мы сейчас с Толиком чайку выпьем, я ему диссертацию помогу писать. Да, Толь?

– Угу, – отвечает насупленный доктор Арзамасов.

А нечего обижаться! Я не тянула из него признание! Я не знаю, куда мне идти… Домой к Ричи? Или к свекрам? Не хочу привлекать внимание коллег позорной растерянностью, вмиг поглотившей меня. Молча снимаю пижаму, переодеваюсь в уличную одежду и вызываю такси. Поеду сначала домой, а потом к папе Паше… Что-то неспокойно мне на сердце… Как они там с малышом? У Галины Александровны сердце пошаливает, да и Павел Иванович… не мальчик. И почему я все время о нем думаю? О Ванечке… Чужой малыш, ставший сегодня сиротой…

Прощаюсь с коллегами и устремляюсь по хмурым больничным коридорам на улицу. Распахиваю дверь подъехавшего такси, плюхаясь на сиденье прокуренного салона.

Таксист настраивает музыку и приоткрывает окна – сегодня на удивление душный вечер. Или это волнение вытравливает из меня весь воздух… Спешно поднимаюсь в квартиру, стоит машине аккуратно припарковаться возле подъезда. Малыш Ричи встречает меня шумным тявканьем и радостным похрюкиванием. Парой лужиц на плитке в прихожей… Навожу порядок, меняю пеленки, подхватываю пса на руки и возвращаюсь к машине.

Сажусь, привлекая щенка к груди. Вдыхаю аромат его шерстки, борясь с приступом ностальгии. Кажется, пес пахнет гелем для бритья Марка… Теперь я едва ли забуду мужчину – уж больно «кричащий» он выбрал подарок, чтобы заявить о себе…

Расплачиваюсь с таксистом и выхожу из машины. Гуляю с Ричардом на поводке возле дома свекров. Украдкой смотрю на горящие приглушённым светом окна. Мелькающие вдоль них суетливые тени взволнованных людей. Перед глазами всплывает картинка: Ваня плачет, а папа Паша не может его успокоить…

Поднимаю Ричарда на руки и направляюсь в подъезд. Стучусь в дверь, а папа Паша тотчас ее распахивает.

– Сонечка, а мы с Галей тебе звонить собрались.

– Что случилось?

– Ванечка заболел. Температура у него тридцать восемь и три. Галя лежит… Сил нет у нас, Сонь… Что делать?

Молча прохожу в ванную и мою руки. Возвращаюсь, встречаясь взглядом с бледным от волнения лицом свекра.

– Давайте ребенка, Павел Иванович. Приготовьте документы, я поеду