Но господин не выгнал Макарона. Коротко подумав, он под страшные протесты и проклятия поставил в окошко табличку «Обеденный перерыв», махнул мальчишке рукой, чтобы тот следовал за ним, и прошел в конец помещения. Макарон заплетавшимися ногами семенил за ним по другую сторону преграды.

Так они дошли до невзрачной деревянной дверцы в самом заднем углу, господин вышел и открыл дверь ключом.

– Прошу! – пригласил он Макарона, и тот ступил в директорскую пещеру.

Хотя Макарон заранее не успел ничего себе напредставлять, тем не менее при первом же взгляде понял, что таким он в жизни не вообразил бы себе столь вопиюще скучное место, как офис банковского директора. Контраст с намеренной скудностью помещения с окошками был разительным. Посередине небольшой комнаты стоял тяжелый темно-коричневый блестящий стол, рассматривать который можно было долго, как произведение искусства. Из резьбы ножек выглядывали русалки, парусники и ракушки, а волны переливались по его краям. На столе красовалась не менее впечатляющая лампа с абажуром из разноцветного стекла. Компьютер, стеснительно мявшийся в углу, казался тут совсем не к месту. На стенах не было свободного места. Африканские маски со страшно изогнутыми ртами теснились рядом с ловителями снов, картинами кораблей в свободном плавании и уймой других экзотических красот.

Макарон восторженно свистнул.

– Присаживайся, – указал господин на стул, вполне соответствующий королевскому столу, и сам опустился в кресло напротив.

Макарон сел на краешек стула, украдкой косясь на стены.

– Чаю? – спросил господин, и Макарон автоматически кивнул.

Послышалось журчание, мигом согревающее душу каждого человека, и Макарон перевел горящие глаза на серебряный чайник в руках господина. Перед ним на столе пылилась табличка. «Феликс Леонардович Пётэтре». «И имя-то какое!» – подумал Макарон, и сердце его забилось где-то в горле.

Феликс Леонардович опустил чайник на каменную светло-синюю подставку с удивленными рыбами, взял филигранную чашечку из китайского фарфора и отклонился на спинку кресла.

– Как тебя зовут, мальчик? – спросил он.

Макарон ненавидел этот вопрос, но и сейчас решил ничего не придумывать и сказал правду. Разумеется, последовало неоднократное переспрашивание и затем старательно невозмутимое выражение лица. Макарон так Макарон…

– И зачем ты, Макарон, хочешь копить деньги? – продолжил Феликс Леонардович свой допрос. – Вернее, как тебе вообще идея о деньгах пришла в голову?

– Ну как… – замешкался Макарон. – Ну, папа мне говорит, что мужчина должен достичь чего-то в жизни…

– Достичь чего?

Макарон задумался. Выдумывать на ходу ответы на вопросы, о которых он ни разу в жизни еще не размышлял, оказалось совсем нелегко. Вдруг он вспомнил одно слово, частенько проскальзывающее во взрослых разговорах.

– Статус! – выпалил он. – Надо, чтобы статус был! – Макарон решил, что пришло самое время польстить господину Пётэтре. – Вот как у вас! Вы директором в банке работаете, у вас такой шикарный кабинет, вас все уважают наверняка…

Феликс Леонардович пристально всмотрелся в своего собеседника.

– Да, все, кроме меня самого, – сухо проговорил он, и горячий чай комом встал у Макарона в горле.

Феликс Леонардович поставил свою чашку на блюдечко и нагнулся через стол к испуганно вылупившемуся Макарону.

– Скажи, пожалуйста, мальчик, о чем ты мечтаешь? – спросил он прищурившись. – Неужто о статусе каком-то? Ни за что тебе не поверю, если скажешь, что да.

Макарон судорожно мотнул рыжей головой.

– Н-нет, не о статусе, – пискнул он и откашлялся. Макарон понял, что пора стать откровенным, если он не хочет быть выдворенным из директорской палаты. – Я… Я мечтаю о том, чтобы прыгнуть с парашютом с вертолета. С большой высоты, чтобы долго лететь. И лучше, конечно, не один раз, а много раз.

Признавшись в этом, Макарон совсем сконфузился, спустился, как воздушный шарик, и поник в своем кресле. Но господин Пётэтре довольно кивнул.

– Вот сейчас я тебе верю, – сказал он благосклонно. – И если позволишь дать поникшему старику тебе совет, то думай только о том, как тебе почаще прыгать с большой высоты с парашютом, а не о деньгах. – Он брезгливо поперебирал пальцами в воздухе. – Деньги – это вода. В том смысле, что они протекают сквозь твои пальцы, и ты ничего не можешь с этим поделать. Ты не можешь ухватить их и радоваться одному тому, что они просто есть. – Он горько вздохнул и потер усталые глаза. – Вернее, можешь, конечно, но тогда ты из человека превратишься в Кощея Бессмертного. А это очень грустно, уж поверь мне. – Вдруг он резко встал, подошел к стене и уперся взглядом в картину с плывущим кораблем. – Знаешь, о чем я мечтал, когда я был в твоем возрасте?

– О чем? – прохрипел Макарон, уставившийся круглыми глазами ему в спину.

– Я мечтал о том, что в один прекрасный день я куплю себе маленький парусник, сяду в него и отправлюсь в кругосветное путешествие. Я мечтал о том, как буду ступать на необычайно мелкий и жгучий песок дальних стран, танцевать с черноволосыми красавицами на старинных площадях под звучание гитары или скрипки; просыпаясь, прыгать из постели в прохладный океан и считать дельфинов, соревнующихся скоростью с мотором, созданным человеческими руками. – Голос его был еле слышен. – Я долго мечтал об этом. Мне в тягость было смотреть на бетонные муравейники серого города, на рекламные вывески и на людей, никогда не глядящих в небо. Я даже начал учить языки: английский, испанский… И у меня неплохо получалось. – Феликс Леонардович со вздохом обернулся к Макарону, отчего тот слегка вздрогнул. – Настолько неплохо, что каждый кому не лень начал сулить мне интернациональную карьеру. У тебя столько перспектив, говорили они, езжай поучись в Европу. В Европу, в Европу… Это хоть немного пахло приключениями, и я купился на эту заманку, – с досадой и горечью проговорил он. – Я поехал в Германию, во Франкфурт – столицу банков, выучил язык, столь далекий от всего, о чем я мечтал, и стал зарабатывать хорошие деньги. У меня появился некий статус. – При последнем, почти что выплюнутом слове он поднял взгляд на запуганного, но в то же время заинтригованного Макарона. – У меня было много, но тут раздался звонок с родины и вместо многого мне пообещали все. Мне предложили стать директором банка. Это уже не просто статус, это престиж. Деньги, мальчик. Это означало много и очень много денег. Это означало надежность и уважение. Это означало, что мне навеки надо распрощаться со своими давнишними мечтами. И я… я согласился. – Он снова отвел взгляд и медленно пошел вдоль стены. – Я вернулся в серый город, стал высокоуважаемым человеком и прекратил смотреть в небо. – Пальцы его пробегали по маскам, глиняным черепахам и выпуклой мозаике. – Все это мне привезли друзья и знакомые с разных концов света. Раньше я считал, что ездить в экзотические места на пару недель – это мелочно и пошло, а теперь мне приходится завидовать каждому, кто позволяет себе побыть хотя бы туристом…