– Но почему же вы сами не поедете в далекие страны? – отважился Макарон на вопрос. Его голосок прорезал накалившийся воздух в комнате. – Пусть даже на парочку недель?

Господин Пётэтре застыл в дальнем углу и опустил голову.

– Потому что я боюсь, – послышался его мрачный голос. – Боюсь, что не выдержу осознания того, что я упустил в этой жизни.

– Но вы же все еще можете пуститься в путешествие, – взбодрился Макарон и заерзал в своем кресле.

Феликс Леонардович повернулся к нему, и в глазах его читалась отчаянная печаль человека, понявшего про себя нечто такое, что лучше было бы не понимать. Руки Макарона покрылись мурашками.

– Вот чтобы ты в любой момент мог пуститься в путешествие, мальчик, – с еле сдерживаемой дрожью в голосе проговорил Феликс Леонардович, – не думай о деньгах, счетах и статусе. Хорошо?

Макарон с силой согнул заледеневшую шею. Вдруг стук ворвался в их разговор как непрошеный гость. Дверь приоткрылась, и молоденькая девушка сунула белокурую головку в офис директора.

– Феликс Леонардович, до свидания, все уже ушли, – пропела она.

– Спасибо, Лерочка, до завтра! – не смотря в ее сторону, отозвался господин Пётэтре, и дверь снова закрылась.

– Наверное, мне тоже стоит уйти, – сказал Макарон и встал. Ему было жаль оставлять господина Пётэтре в таком подавленном состоянии духа, и он судорожно думал, как бы его утешить. Вдруг Макарон вспомнил что-то, и лицо его озарила улыбка. – Послушайте, я знаю один киоск, в котором продается воздух из самых разных стран мира! – Господин Пётэтре напрягся, но Макарона уже несло. – Не подумайте, это не развод! Я пробовал! Один мой друг утверждает, что если у тебя есть волшебные баночки господина Дидэлиуса, то никуда и ездить не надо!

Феликс Леонардович быстро кивнул.

– Спасибо, мальчик. Я… Я знаю, где находится этот киоск. Но видишь… Даже на такую мелочь я не могу отважиться…

Макарон застыл в нерешительности. Наверное, о деньгах и правда лучше было не думать как можно дольше, решил он.

– Иди, Макарон, иди домой, – очнулся господин Пётэтре, подошел к своему гостю и, положив руки ему на плечи, направил к выходу. – Мне было очень приятно с тобой познакомиться. И у тебя, кстати, просто замечательное имя. Оно будто создано для парашютиста.

Макарон улыбнулся во весь рот. И когда стеклянная банковская дверь захлопнулась за ним, он знал, что вернется сюда, чтобы спасти господина Пётэтре.

Свист Мирона прорезал наше почтительное молчание.

– Зебры полосатые! – крикнул он так, что в углу что-то испуганно шарахнулось. – Ай да Макарон! Смог же пробить его на сентиментальности! Кто бы мог подумать!

Макарон достойно потупил взор.

– Он жалеет о чем-то, – задумчиво проговорил я. Сердце мое не на шутку разбушевалось, и я даже вспомнил о дыхательном баллончике, преступно валявшемся где-то у меня в комнате. – Он жалеет практически о всей своей жизни. И боится.

– И почему тебя это так радует? – настороженно спросила Гаврюшка, всегда чуявшая каждое мелкое колыхание моего настроения.

Я обвел всех присутствующих торжественным взглядом.

– Разве вы не понимаете? Я готов головой своей поклясться, что он все на свете отдал бы, чтобы вернуться в то время, когда все карты были у него на руках, когда он был свободным, все было возможным и все было впереди. Вернуться в…

Последнее, роковое слово я выговорить не смог, потому что у меня все-таки перехватило дух. Я закашлялся и прослезился, и Тимофей быстро подпорхнул и стал гладить меня по спине. Не успевший толком начаться приступ спустил свои клещи с моего горла, и я с благодарностью улыбнулся нашему волшебнику.

– И ты думаешь, что он именно за этим приходит к Ляльке Кукаразовой? – усомнилась Гаврюшка, старательно не обращая внимания на мое мимолетное недомогание. Все знали, как я это не любил. – За тем, чтобы хоть на время вернуться туда, куда ему больше не попасть?

– Я пока не думаю, я надеюсь, – прошептал я осипшим голосом.

И тут вдруг весь вечер промолчавший, бледный Пантик откашлялся и выпрямился.

– Раз уж мы заговорили о том, что кто-то о чем-то жалеет и хочет прокрутить время обратно, то у меня тоже есть что рассказать.

Все изумленно затаили дыхание. То, что Пантик, находившийся последние недели в полуживом состоянии, успел провести какое-то свое расследование, никто не мог предположить. Несмотря на то что теперь Пантик шел на поправку, он стал еще более тихим и задумчивым, чем обычно, и наше напряженное ожидание вогнало его в смущение.

– Я… Я тоже кое с кем познакомился, – отрапортовал он еле слышно. – Я и не следил за ней. Это получилось случайно. Можно даже сказать, что она сама вынудила меня на знакомство.

Взгляд Пантика помутнел. Остальные взволнованно переглянулись. Тут раздался громкий чих, и дуршлаг Василька с грохотом слетел на пол.

– Будь ты отважнее льва и мудрее змеи! – бодро прокричал Мирон.

– Спасибо, – удивленно посмотрел на него Василек. – А разве змеи мудрые?

– Ну и что дальше-то? – нетерпеливо отмахнулся я от Василька. – Пантик, проснись!

– А, да, – встрепенулся Пантик. – Ну, в общем, если вкратце…

– Можно не вкратце! – выпалил я.

Пантик вздохнул.

– Пелагея. Ее зовут Пелагея Клематис, – проговорил он трепетно. – Дело было так. Я просто вышел погулять на лестничную площадку. – Пантик всегда говорил, что он вышел, хотя он не мог сделать ни шагу. А погулять означало в его случае покататься на лифте по этажам, потому что он не мог выехать во двор из-за высокого порога и тяжелой двери. – И решил подняться на этаж Ляльки Кукаразовой. Вдруг я услышал бы что-нибудь интересное сквозь дверь. И вот я задумчиво стоял перед лифтовой клеткой, как из квартиры вышла она. – Пантик слегка покраснел, что на его бескровном лице было заметно даже при скудном, танцующем освещении нашего подсвечника. – Молодая, моложе остальных гостей, мне кажется. Она выглядит как актриса из старых фильмов. С черными короткими волосами. – Пантик помахал рукой у подбородка.

– Это каре называется, – важно вставила Гаврюшка и бросила на меня короткий взгляд. – Я у мамы в журнале видела.

– С прямой челкой, как по линейке отрезанной, – не слушал ее Пантик. – С красными губами и черными линиями на веках.

– А это стрелки, – снова не упустила возможности блеснуть Гаврюшка.

– Да, – самозабвенно кивнул Пантик, – стрелки… И юбка на ней голубая, длинная, ниже колен и широкая. – Пантик растопырил руки. – И туфли на каблуках…

– Ты влюбился, что ли? – рассмеялся Макарон, и Пантик нахмурился и вздыбился, как ежик.

– Ладно, мы поняли, что Пантик улицезрел дивное видение, – поторопился я перевести назревающую ссору в шутку. – Что дальше-то было?