— В глубине души я убеждена, что это правда, —говорит Пирл. — Поднявшись в свой кабинет, Артур выдвинул ящик письменногостола, взял револьвер и ушел из дома, не сказав ни единого слова. После егоухода я поднялась в его кабинет, чтобы проверить, на месте ли револьвер. Еготам не было…

— И что вы предприняли? — спрашивает Дюриэа.

— Я попыталась связаться с Эддисоном Стирном, но онотказался меня принять.

— Но вы не видели, как ваш муж брал револьвер?

— Нет, не видела. Я только слышала, что он выдвинул изадвинул ящик стола, а когда я поднялась в кабинет, то револьвера на месте небыло.

— Все это игра ее воображения, — вмешиваетсяХилберс. — Артур мог взять револьвер раньше. Он мог, наконец, одолжить егокому-нибудь.

— Кроме того, ничто не говорит о том, — замечаетДюриэа, — что речь идет об убийстве и последовавшем за ним самоубийстве.

— Вот именно, — подтверждает Хилберс. — НоПирл смотрит на дело по-другому…

— Замолчи, Уоррен. Хватит ворошить все это.

Хилберс поворачивается к прокурору и объясняет, тщательновзвешивая каждое слово:

— Дело в том, мистер Дюриэа, что Пирл убеждена также втом, что Артур непременно должен был оставить письмо, объясняющее его поступок.Он должен был оправдать себя в глазах Ниты Молин и объяснить, что вынудило егона этот отчаянный шаг. Поэтому, если Пирл права и речь идет действительно обубийстве и последовавшем за ним самоубийстве, то где же в таком случаеревольвер и предсмертная записка? Заметьте, что лично я считаю это плодомвоображения Пирл, но…

Пирл обрывает его:

— Нет, это не плод моей фантазии. Я уверена в том, чторечь идет об убийстве и самоубийстве. Но после трагедии кто-то унес револьвер иписьмо. Я уверена, что Артур оставил письмо. Возможно, он напечатал его намашинке, так как письмо должно было быть длинным. Артур не ограничился бы однойфразой типа: «Я должен был это сделать!», нет, Артур объяснил бы все домельчайших подробностей, он изложил бы историю знакомства и развития своихотношений с Эддисоном Стирном, а затем с мисс Молин. Он рассказал бы о своихподозрениях, своем отчаянии и прочее, и прочее. И кроме того, я уверена, что оноставил бы.., э.., э…

— Что именно? — спрашивает Дюриэа.

— Завещание, в котором лишил бы меня наследства.

— А что, завещание тоже исчезло?

— Похоже, что да.

— Вы не обнаружили завещания в его бумагах?

— Нет, что еще больше утверждает меня в моем мнении. Оннаписал завещание и вложил его в конверт, а затем передал своему банкиру,предварительно запечатав его. Банкир позвонил мне и сообщил, что в пятницу днемАртур забрал конверт, сказав, что собирается переделать завещание.

— А по первому завещанию вы назначались наследницейвсего его имущества? — спрашивает Дюриэа.

— Я не знаю.

— А его банкир знает?

— Нет, конверт был запечатан.

В разговор снова вмешивается Хилберс:

— Надеюсь, вы понимаете, мистер Дюриэа, что, всущности, Пирл не в чем себя упрекать. Предположим, что Эддисон Стирндействительно был отцом Ниты Молин либо считал ее своей дочерью. Это объясняетинтимность их отношений и подарки, которые он ей делал. Ему стоило толькосказать об этом Артуру, и все сомнения бы развеялись. Кроме того, у них было достаточновремени для объяснения. Известно, что они провели вдвоем на яхте несколькочасов до убийства. Если бы Артур действительно взял с собой револьвер исобирался убить Стирна, то сначала он потребовал бы от него объяснений, не такли, мистер Дюриэа?

— Все это мне кажется вполне логичным, — говоритпрокурор.

Пирл Райт перебивает его с истерической ноткой в голосе:

— Вы пытаетесь убедить меня, что я невиновна в том, чтопроизошло…

Хилберс останавливает ее:

— Не глупи, Пирл! Мы говорим о реальных фактах.

Он снова поворачивается к Дюриэа и говорит:

— Я так и не смог убедить свою сестру, может быть, вамудастся это сделать. Мне кажется, что в этом деле возможно несколько вариантов.Во-первых, отношения между мисс Молин и Стирном могли быть чисто платоническими,значит, налицо двойное убийство. Во-вторых, их отношения могли быть не стольневинны, и тогда речь идет об убийстве и самоубийстве.

Дюриэа на секунду задумывается и спрашивает Хилберса:

— А если допустить второй вариант, мистер Хилберс, увас есть предположения по поводу того, как развивались события дальше?

— Да. Я думаю, что мисс Молин…

— Замолчи, Уоррен! — перебивает его сестра. —Мы уже столько раз обсасывали эту тему. Хватит об этом!

Хилберс невозмутимо продолжает, не обращая внимания напротест сестры:

— В таком случае Артур оставил бы письмо, а кроме того,револьвер тоже находился бы где-нибудь неподалеку от трупов… Отсюда вытекает,что кто-то был заинтересован в исчезновении как револьвера, так и послания, аэтим человеком может быть только Нита Молин. Это означает, что она оставаласьна яхте достаточно долгое время и успела спрятать от посторонних глаз то, чтосчитала необходимым. Поэтому Пирл совершенно напрасно мучает себя. Если миссМолин действительно была любовницей Стирна и собиралась вдобавок разрушить бракПирл, то сестра имела право сказать мужу то, что сказала. Но если это было неправдой, то у Стирна было достаточно времени, чтобы объяснить это Райту…

Хилберс умолкает, высказав все, что мог, чтобы унятьугрызения совести своей сестры.

Дюриэа поворачивается к миссис Райт и спрашивает ее:

— Вы были в субботу на острове Каталина?

— Да. В пятницу вечером я безуспешно пыталась связатьсясо Стирном. Тогда я позвонила брату и попросила его приехать. Мне нужен был егосовет…

— Но ты мне ничего не сказала о револьвере, Пирл.

— Нет. Я решилась сказать тебе об этом только всубботу.

Хилберс объясняет Дюриэа:

— Пирл рассказала мне только о своей ссоре с мужем. Яуспокоил ее, сказав, что не вижу в этом ничего трагического.

— Когда вы отправились на остров? — спрашиваетДюриэа.

— В субботу утром, около восьми часов.

— Немного позднее, — поправляет Пирл. — Вполовине девятого. Да, катер отчалил в половине девятого.

— У нас прекрасный катер с мощным мотором, —добавляет Хилберс.

— И вы весь день провели вместе? — спрашиваетпрокурор как бы между прочим.

— Да, — отвечает Хилберс. — Затем,улыбнувшись, продолжает:

— Конечно, мы разлучались на короткое время, минут надесять — пятнадцать…