– А ты бы не мог время от времени ему писать? – Она промокнула глаза платком.

– Зачем?

– Чтобы сообщить, что у тебя все хорошо.

– Скажи ему об этом сама.

– Это не то же самое. Сделаешь это ради меня?

Саверио вздохнул:

– Только ради тебя, мама. Сделаю. А тебе самой что-нибудь нужно?

– Ничего.

– Таких женщин, как ты, уже не бывает. Нынешние девушки много чего хотят.

– Где ты этих девушек находишь?

– Да везде.

– Везде – плохое место для таких поисков, – сказала Розария. – Берегись этого везде. Что тебе нужно – это приличная итальянская девушка, которая находится там, где надо.

– Ты так считаешь?

– Я не хочу, чтобы ты растерял все, чему я тебя научила.

– Мама, такое невозможно, даже если очень стараться.

В студии звукозаписи «Магеннис Рекордс» в Ньюарке четыре проигрывателя одновременно играли по одной готовой пластинке. По субботам здесь бывало тесно – бэк-вокалисты, певцы по выходным, любители и полупрофессионалы являлись сюда за своими самопальными записями, которые собирались разносить по павильонам, танцплощадкам и радиостанциям на всем побережье в надежде быть замеченными.

– Папа, ты сколько штук заказал? – спросила Чичи.

– Шесть. Сегодня пойдем к важным людям.

– И на радиостанцию?

– Она у меня в списке. Та, что базируется в Маве.

– Ага. Они сыграли запись «Сестер Мандаролла» из Фрихолда. И «Сестер Теста» из Норт-Провиденса, штат Род-Айленд. Обе песни попали в хит-парады, а «Сестры Теста» еще продолжают идти вверх.

– А ты откуда знаешь?

– Из журнала «Музыкальный хит-парад». Я его читаю в библиотеке. И написала каждому упомянутому там администратору ансамбля.

– Кто-то клюнул?

– Сразу, едва отправила.

– Мосты – это важно. Их надо не сжигать, а наводить и переходить. И еще чинить.

– Я хочу дать одну пластинку Саверио.

– Вот и дай.

– Его автобус отъезжает в четыре часа, – беспокойно сказала Чичи. – Мы успеем?

Мариано поглядел на часы:

– Почему бы и нет?

Сотрудница студии установила на проигрыватель пластинку с записью «Скалки моей мамаши».

– Я выбью на кассе чек, а вы пока послушайте, – предложила она.

Чичи и Мариано наклонились поближе, стараясь не пропустить ни одной ноты.

– Хорошо вышло, папа. Лучше всего, что мы до сих пор записали, – удовлетворенно заметила Чичи.

Продавщица протянула Мариано сдачу.

– Девушкам в студии эта песня ужасно понравилась.

Мариано оставил открытыми окна в своем дряхлом «хадсоне» 1926 года. Даже на максимальной скорости грузовик выжимал не больше сорока миль в час. Чичи держала на коленях пластинки. Они катили по трассе 81, и почти каждый автомобиль их обгонял, даже какой-то дряхлый драндулет с тарахтящим двигателем и откидным сиденьем.

– Не знаю, по какому адресу его потом найти, – беспокойно проговорила Чичи, вглядываясь в дорожное движение.

– Тебе нравится этот Саверио, правда?

– Он ничего.

– Чич, ну я же вижу, он тебе нравится.

– Не могу сказать, что я от него без ума.

– Я же не сказал «влюбилась». Я говорю – «нравится».

– Он знает много такого, чего не знаю я. Мы подружились.

– Я пытаюсь до тебя донести, что ты ему тоже нравишься.

– Мне его жалко.

– Почему это?

– Да какой-то он недотепа. В любом случае у меня сейчас другие заботы. Например, как бы пропихнуть эту запись в эфир.

– У тебя все получится.

– Не знаю, Па. Иногда я начинаю сомневаться.

– Доверяй своему слуху. Ты пишешь отличные песни и поешь не хуже тех, кто уже на сцене. Верь в себя. Ты знаешь себе цену. Надо верить и надеяться.

– Что такое «верить»? – Чичи помахала рукой, выгоняя в окно назойливую муху.

– Ты восемь лет училась у салезианок[31] – и до сих пор не знаешь ответа?

– Я, наверное, могу объяснить, как они это понимают. А как это понимаешь ты?

– Верить значит быть отважным. Это негласный договор между Богом и твоей душой, согласно которому ты обещаешь, что все отпущенное тебе время ты не перестанешь делать то, для чего был рожден.

– Где ты это слышал?

– Сам придумал. Coraggio.

– Храбрость. – Чичи негромко фыркнула. Последний раз она слышала это слово, когда Саверио Армандонада сказал, что у нее это есть.

– Вот-вот, храбрость. Ты знаешь, что именно работает.

– Разве?

– Да, знаешь. Тебе дается лишь одна попытка прожить эту жизнь. Используй ее.

– Папа, я лучшая обметчица петель в отделочном цехе «Джерси Мисс Фэшнз».

– И в этом нет ничего плохого. Но у тебя есть и другие умения, от Бога.

– Ты считаешь, что я пою на уровне солистки?

– Вне всякого сомнения. Но нужно, чтобы и ты в это поверила.

– Я хочу стать солисткой.

– Хотеть тоже важно. У тебя получается все, за что ты берешься. Одна только фабрика чего стоит. Но не достаточно просто зарабатывать жалованье и покупать облигации, Чич. Мы видим успех не так. Это успех по-американски.

– Но мы ведь американцы, Па.

– Верно, но мы также итальянцы, а значит, деньги для нас не главное. Это не цель. Деньги ничего не доказывают. Вон белка тоже успешно копит орехи. Но она так и остается белкой, и это всего лишь орехи, сколько бы она ни накопила. Va bene?[32] Итальянцы жаждут искусства, как твое начальство жаждет прибыли. Смогла бы ты прожить счастливую жизнь, работая на фабрике? Конечно. Тебе это под силу. Но тогда ты проведешь годы до самой смерти, воплощая чужие мечты, а не свои.

– Помогая мистеру Альперу разбогатеть.

– Будь благодарна за свою службу, но не будь ее рабыней. – Мариано затормозил на автобусной остановке у пирса Си-Айла. – Люди богатеют благодаря риску. То одно попробуют, то другое. Надо тянуться все выше, пользоваться шансом. Такие люди слушают только свое сердце.

Стайка девушек в шортах и купальниках как раз расходилась с остановки. Чичи выпрыгнула из кабины грузовика с пластинкой в руках.