Д. В. Лобанов: Вы имеете в виду декабрьские события 2010 года?

Н. А. Павлов: Да. А может быть, и попытаться его сковырнуть, как это происходило в Грузии, Югославии, Киргизии. Почему нет? И тогда от нас отрывается огромный кусок, именно как от геополитического субъекта. Потому что у нас совместная система обороны, у нас совместная инфраструктура военная и так далее. А они потихоньку, шаг за шагом, хотят всё подгрести под себя. Украина — слишком большой кусок, и потому у них не получилось. Хотя они посадили своего человека — Ющенко. Но Ющенко ничего не смог сделать. Он провалился, по большому счету, хотя идеологически оставил после себя огромное наследство — вот этот курс на русофобию, курс на украинизацию.

Не надо забывать, что по переписи 1989 года себя идентифицировали как русские 12,3 млн. человек из 52 млн. человек населения Украины. Сейчас там живет меньше 45 млн. человек. То есть произошло очень большое сокращение населения. И оно продолжается. К ним нет такой миграции, как в Россию из других республик, поэтому нет такой компенсаторной замены. Поэтому у них четко видно, что идет очень мощное сокращение населения. И будет идти. Выход только один — объединение с Россией.

И когда говорят: «Какая должна быть национальная идея?»… Должна быть единая, одна единственная национальная идея — воссоединение разорванных частей русского народа. Это главное. Ну, плюс, конечно, справедливость и свобода. Но самая главная наша геополитическая мечта — объединить разорванный русский народ, потому что самая крупная разделенная нация в мире — это русские. Другого такого разделенного народа нет. Причем если говорить в узко-этническом смысле, то это великороссы. А если в более широком смысле, то мы никогда не сможем согласиться, что белорусы — отдельный от русских народ. Белорусы, безусловно, часть русского народа. И украинцы точно так же — часть русского народа.

И эта идея, эта мечта, эта, так сказать, глобальная задача на десятилетия должна лежать в основе всей государственной политики. Как у немцев в свое время была мечта воссоединиться. Они ждали её осуществления с 1945 года до начала 90-х годов. И, в конце концов, воссоединились. Вьетнам разделен был — воссоединились. Сейчас осталась Корея. Два государства. Думаю, воссоединятся, рано или поздно. Точно так же и мы должны ставить себе стратегическую задачу — делать всё для воссоединения русского народа. Не жалея сил, средств, нервов и так далее. И когда говорят, что нам Белоруссия сильно дорого обходится… Люди типа Немцова любят говорить, будто батька там паразитирует и тому подобное. Это все смешно.

Как может человек так говорить про часть своей семьи? Вот моя жена паразитирует на мне? Или дети на родителях паразитируют? Только человек, чужой для народа, мыслит подобными категориями. Потому что мы родные, мы братья и сестры. У нас гигантское количество, например, смешанных браков с украинцами. Говорят, евреи подсчитали, а Гусинский написал, что у нас чуть ли не 50 % смешанных браков. Это, понятное дело, не так. Но если подразумевать под смешанными браками браки украинцев, русских и белорусов, то там, конечно, много набирается. Просто никто не считает такие браки смешанными. Украинские фамилии у нас были всегда, и никто их не воспринимал как нечто чужеродное. Другое дело, что сейчас на Украине насаждается русофобия. И они уже там смотрят: ага, ты москаль, такой-сякой… Такое отношение, конечно, можно насадить, но вряд ли оно будет долговечно. Это не сработает, я так думаю. Хотя есть точка зрения, что мы потеряли Украину навсегда.

Д. В. Лобанов: Николай Александрович, среди людей моего поколения даже те, которые считали в 90-х, что разрушение Советского Союза есть позитивный процесс, в 2000-х вспоминали СССР с большой теплотой и любовью. Идет целая волна ностальгии по Советскому Союзу, которая выражается разными способами, начиная от простых красных маек с гербом и четырьмя буквами, и заканчивая размышлениями и аналитическими статьями. Считается, что в СССР люди были гораздо свободней, чем сейчас. В первую очередь, это объясняется графиком жизни, а точнее — выживания, в котором мы сейчас находимся. Также говорят о том, что такой дружбы между людьми, как в СССР, сейчас не существует.

Я позволю зачитать некоторые цитаты из интернет-дневников. «Такой дружбы, какая была у моих родителей с другими молодыми парами, больше у них в жизни не случалось». «…Был ограниченный ассортимент игрушек, игр и развлечений, но все мы вспоминаем с упоением, как плавили на костре свинец, как вырезали из консервных банок себе средневековые латы, а из деревянных ящиков — мечи. Сейчас это можно купить за три копейки в любом магазине».

Чем Вы объясните такую ностальгию? Она возникает оттого, что плохое забывается, а хорошее остается? Или действительно мы сумели тогда создать какие то фундаментальные ценности, к которым человеческое сердце тянется поневоле?

Н. А. Павлов: Не знаю, у кого какая ностальгия. У меня нет никаких ностальгий. Ностальгия существует у всех немолодых людей по юности, по молодости. Здоровье, красота, молодость, задор и так далее всегда вспоминаются в превосходных степенях. Когда человеку 60 лет, он думает о том, какой он был в 20 лет, как было здорово. Это естественно. Для человека так думать — нормально. Но если говорить серьезно о ситуации в стране вообще, об анализе, а не о таких эмоциональных, теплых воспоминаниях, то анализ покажет, что, конечно, в СССР жизнь имела плюсы, но были и огромные минусы. И, прежде всего, эти минусы касаются самого главного — национальной жизни. Русские как тогда были под запретом, так и сейчас под запретом. Но сейчас, по крайней мере, есть книги, которые можно почитать, а тогда за эти книги можно было в тюрьму сесть. Да их просто нельзя было достать. У нас Достоевского в полном объеме («Бесы») не изучали на филологических факультетах до 90-х годов. А весь тот объем наработок, который русская мысль имела в XIX веке, вообще был под замком. Просто под замком, в спецхранах. Кроме Белинского, Писарева и Чернышевского мы ничего, по сути, не знали. Я это называю стиранием национальной матрицы.

На мой взгляд, именно это и создало ситуацию, когда страну не смогли удержать. Корни — в этом. Дикари, какими были наши политики, невежественные дикари, которые не читали книг по политике, и не могли ситуацию удержать. Они знали инженерные дела, медицину знали, в космос летали. А всё, что касалось политики, идеологии, философии, истории, серьезной глубинной экономики, — это всё проходило мимо. И нам ни старое наследие не давали изучать, ни то, что наработано на Западе. То есть нас в результате пустили сражаться против превосходящих сил противника с луком и стрелами, а противник был с пулеметом и с автоматом. Ну, понятно, кто победит. Пулемет, автомат, лук и стрелы — это идеологическое информационное оружие. Это оружие, которым они владели, а мы не владели.

И причина катастрофы заключалась именно в том, что 90 % людей, призванных в 90-е годы в политику, людей, которым разрешили избираться в депутаты, были честнейшие, порядочные, искренние патриоты, но ничего абсолютно в глобальной политике не понимающие. Они обучились за два года с 91-го по 93-й год, на моих глазах эта учеба происходила. И как только они начали что-то понимать, как только они начали задавать вопросы, всерьез анализировать ситуацию, так появились танки на мосту и внутренние войска с автоматами, и их разогнали пинками, в прямом смысле слова. Пинками разогнали депутатов, которых избрал народ. А следующее поколение депутатов, которые пошли уже в Думы первого, второго и третьего созывов — это были уже частью запуганные люди. Я помню свои впечатления, когда я приходил в Думу первого созыва, помню, какой у всех был напуганный вид после 1993 года. Они уже не вякали, они уже не задавали много лишних вопросов. А того, кто вякал, потихоньку зачищали или подкупали. Несопоставимым с прежним стало обеспечение депутатов, и депутаты поняли, что нужно себя правильно вести, иначе тебя больше не возьмут. И количество их стало не 1100 человек, как число депутатов Съезда, а всего лишь 450 человек. А на 450 человек можно найти управление, и нашли управление. И теперь все понимают, что Дума — это канцелярия при Администрации Президента. Она просто штамп ставит. Вот к девочке приходишь в канцелярию, мол, штамп поставьте на бумажке. Так вот Дума — эта печать. Тук, тук, тук… И всё.