Причина этого желания была весьма прозаичной — сама по себе атмосфера не значила бы ничего, если бы не человек, по чьей прихоти зала для визитов членов Культа выглядела именно так. Хозяин этого помещения и вообще всего, что было вокруг (в том числе и его, Черного, жизни) яркий свет не любил и все встречи со своими подчиненными проводил вот в таком затемненном, мистическом формате. Сам Черный, который состоял в рядах килдингов так давно, что уже и не вспомнить, сколько именно, ни разу не видел лица своего повелителя. Тот встречал подчиненных в бесформенной хламиде, в глубине капюшона, укрытом непроглядной дымкой которой в неверном свете можно было лишь уловить яростный блеск глаз. Но не лица — его очертания были надежно скрыты полумраком. Поговаривали, что вся эта обстановка была реализована с помощью мощного иллюзорного дара Самого. Так ли это доподлинно было неизвестно, но тот факт, что за долгие годы правления никто так и не смог раскрыть секрет личности Владыки говорил сам за себя и внушал подчиненным суеверный страх и благоговейный трепет. А если добавить сюда его негромкий и вкрадчивый, словно крадущийся ночной кот, голос, в глубине интонаций которого едва угадывался лязг остро отточенной стали, удивляться тому, что этот человек с легкостью держал в ежовых рукавицах огромную, фанатичную организацию, напичканную развитыми иммунными, совершенно не приходилось.

Причем разумом Черный отдавал себе отчет, что вся обстановка — это просто антураж, направленный как раз на то, чтобы создать соответствующую атмосферу и вызвать у посетителей нужный эмоциональный фон. Но логическое обоснование ничуть не меняло положение вещей — каждый раз он уходил отсюда на ватных ногах. И не горел желанием появляться тут вновь. Потому что не антуражем единым создавался нужный эффект. Ключевым аспектом всего выступал сам Владыка.

Посетитель торопливо пересек скрытую в полумраке длинную залу, по обе стороны подсвеченную бликами множества толстых свечей и опустился на одно колено перед высоким креслом, что монументом возвышалось над каждым, кто находился здесь. Он согнул шею старательно глядя в пол.

— Слуга Культа прибыл по зову Владыки!

Пауза затягивалась, Черный замер на темно-красном ковре, ощущая, как внутри все замирает от недобрых предчувствий. Цвет ковра тоже был выбран отнюдь не случайно — многие из тех, кто когда-либо вступал на него, обильно полили его кровью перед своей смертью. И сам Черный неоднократно был тому свидетелем, так что иллюзий на свой счет не питал. Эта аудиенция может кончиться для него как угодно. Пришло время отвечать за свои промахи и провалы.

— Я как сейчас помню день, когда ты, стоя на этом самом месте, получил от меня титул архонта Культа. Тогда я возвысил своей рукой перспективного и целеустремленного слугу Стикса. И посмотри, что с тобой стало теперь! Я уже сбился со счета в твоих провалах и ошибках. Скольких добрых членов культа мы лишились по твоей вине⁈ И это не говоря о том, что тщательно выверенная стратегия, на которую мы спустили прорву времени и ресурсов начала трещать по швам!

Глаза Владыки блеснули красным в сумрачной глубине капюшона. Черный ощутил, как его опалила волна гнева лидера, и как в один миг намокла напряженная спина.

— Мое терпение не безгранично, и ты окончательно истощил его. Пришло время понести наказание за свои промахи!

Черный ощутил, как земля уходит из-под ног. Он лучше, чем кто-либо еще знал, что сейчас случится. Но ему хватило выдержки сохранить самообладание. Потому что он также наверняка знал, что с ним произойдет, если он не примет положенный за провалы штраф.

Двое прислужников внесли в зал изрубленный, испачканный бурым чурбан, на него положили мясницкий тесак и деревянную палочку. Черный сглотнул и взялся за последнее. Он вложил ее в рот и крепко — до хруста, стиснул зубами дерево, после чего взял в правую руку мясницкий инструмент. За его спиной немыми тенями встали прислужники — стоит ему проявить малодушие и за дело возьмутся уже они. Причем, в этом случае ему придется лишиться гораздо большей части себя. Левая ладонь, рефлекторно подрагивая, легла на шершавый, иссеченный сталью срез чурки. Хотелось убежать, что странно — за годы в Стиксе ему доводилось пережить множество страшных ран, которые в его прошлой жизни убили бы его с гарантией. Но вот добровольно отсечь от себя кусок плоти психика не позволяла — включались природные защитные механизмы, приходилось насиловать себя. Но выбора другого у него не было — если не сделать этого самостоятельно, за дело возьмутся служки, что сейчас безмолвными тенями стоят за его спиной. Но стоит культисту сдать назад, они приведут наказание в исполнение, и в этом случае одним пальцем отделаться у него не выйдет — отрубят всю руку, в назидание за трусость и безволие.

Черный ощутил как из-под капюшона хламиды выжидательно буравит его взгляд Владыки, и от этого чувства по спине вновь стадами побежали предательские мурашки. Он примерился, глубоко вздохнул, после чего резко и с силой надавил на рукоять, с хрустом отсекая себе мизинец. Сноп искр ударил в глаза фейерверком, обрубок вспыхнул огнем, словно его натерли жгучим перцем. Вздулись желваки на скулах, челюсти что было силы сжали палочку, древесные волокна затрещали под давлением зубов. Спустя мгновение культист вернул себе контроль, и выверенным движением взял отсеченный палец в руку, крепко обмотал его шнурком, лежавшем прямо перед ним на окровавленном его кровью чурбане, и подвесил его себе на шею словно ожерелье.

Это нелепое украшение носить ему не снимая до того момента, пока на месте обрубка не вырастет новый палец. То бишь, ближайшие недели ему повсеместно обеспечен незабываемый запах разлагающейся плоти. Его плоти. И этот ужасный запах не даст ему забыть о собственных промахах, что привели его к наказанию, до предела мотивируя загладить ошибки. По-крайней мере, так оно должно быть по задумке Владыки. И теперь Черному предстоит впервые проверить эту идею на собственной шкуре.

После того как с новым жутковатым украшением было покончено, Черный встал на колени и коснулся лбом ковра на полу, сигнализируя Владыке о своем полном подчинении и принятии назначенного наказания.

— Надеюсь, мне больше не придется применять к тебе кары. Ибо ты как никто знаешь — в следующий раз одним лишь отсеченным перстом ты уже не отделаешься!

Голос лидера культа прошелся наждачкой по внутренностям Черного. Он и вправду знал, каким будет следующее наказание, если он опростоволосится еще раз. Ему отрубят обе руки, привяжут их на шею и отвезут на свежий кластер. Выжить на свежеперезагрузившемся кластере, доверху набитом зараженными всех мастей безрукому калеке, который не в силах ни перебинтовать себя, ни сменить окровавленную одежду, ни банально защитить собственную жизнь, практически невозможно. А безрадостная перспектива быть сожранным живьем мотивирует как нельзя лучше.

Владыка, между тем, продолжил неспешно говорить, роняя тяжелые слова на пол, словно гири:

— У тебя есть ровно три дня на то, чтобы исправить свои промахи. После того, как план будет приведен в исполнение — а он будет приведен вне зависимости от того, чего ты сможешь добиться, будь уверен — тебе придется нести ответ за свои действия. Так или иначе!

Черный, все также продолжавший стоять в униженной позе на коленях, вновь внутренне содрогнулся. Ползучий ужас запустил липкие щупальца ему в нутро и сжал кишки холодной хваткой.

— Я больше вас не подведу, Владыка!

— Время покажет!

Он щелкнул пальцами, сигнализируя, что аудиенция (или, скорее, экзекуция) окончена. Служки, стоявшие позади Черного, подхватили его подмышки, поставили на ноги и вывели из темной залы, практически вытолкнув за тяжелые дубовые створки взашей.

Там его встретил Чеглок. Подручному, что сменил на этом посту погибшего недавно Хвоста, хватило одного взгляда на темное лицо лидера, чтобы понять, что сейчас не лучшее время для расспросов. Он без лишних разговоров вынул из кармана перевязочный материал, надорвал упаковку и подал бинт Черному. Тот, все еще содрогаясь от немыслимой смеси гнева, страха и унижения, клокотавших внутри него, вырвал белую материю из рук подчиненного.