— Скоро станет легче, малышка, — ободряла меня Айни.

Еще через две луны, благодаря совместным усилиям Курха и волчицы, я, наконец, готова была с ней согласиться.

*

С тех самых пор, как Лита научилась держать головку, взгляд ее при всяком возможном случае был прикован к Курху. Она наблюдала за ним из кроватки или вертелась у меня в руках, стараясь не упустить отца из виду. Если Курх уходил работать во двор, Лита тут же начинала проситься на прогулку. Подолгу носить потяжелевшую дочку на руках я не могла, поэтому нашим излюбленным местом стало крыльцо и удобная широкая лавка, с которой открывался вид на двор, хозяйственные пристройки и стойло оленей.

Последние несколько дней стояла довольно приятная, пусть и холодная погода. Закутавшись в шаль, я расположилась на лавке, Лита, которая лишь недавно начала самостоятельно сидеть, устроилась на моих коленях, а Айни лежала в ногах, лениво поглядывая на нас и улыбаясь широкой волчьей улыбкой. Курх во дворе колол дрова.

Лита глядела на отца во все глаза, словно никогда не видела ничего интереснее мерных взмахов топора и разлетающихся поленьев. Сказать по правде, я разделяла ее чувства. Невозможно было не любоваться скупыми, отточенными движениями мужчины, мускулами на сильных руках, черными волосами, отросшими почти до плеч. Я раздумывала, стоит ли предложить Курху помощь и постричь их, но всякий раз откладывала это, вспоминая, как приятно пропускать меж пальцев темные пряди, вдыхать их тонкий травяной запах, когда он нависает надо мной, разгоряченный, утыкается в плечо, целует нежную шею…

Из забытья меня вывел смешок Айни. Я часто заморгала, возвращаясь мыслями во двор к волчице и Лите.

— Ох, малышка, — морда у Айни была донельзя хитрая. — Если уложишь свою птичку в корзину, могу сбегать с ней прогуляться. Не обещаю, что надолго, но…

— Что ты! — я почувствовала, как кровь приливает к щекам. Я поспешно отвернулась от столь увлекшего меня зрелища и с преувеличенным вниманием начала устраивать Литу поудобнее. Девочка недовольно завозилась, запыхтела: мать, силящаяся скрыть свое смущение, мешала ей наблюдать за двором.

Волчица только фыркнула.

— Перестань, — веско сказала она, и я замерла, прижимая к себе дочь. — То, что ты испытываешь, совершенно нормально для молодой женщины. Тебе нечего стесняться.

Я вздохнула. Как объяснить, что мои робкие попытки сблизиться в те дни, когда я чувствовала себя чуть менее усталой, а Лита сладко посапывала в колыбельке, не находили отклика у мужа. Нет, Курх был неизменно заботлив и нежен, а руки, обнимающие меня, теплыми. Но не более. А большего иногда хотелось.

— Думаю, мне все же стоит оставить вас наедине, — решила за меня Айни. — Я найду возможность.

*

Айни выполнила свое обещание несколько дней спустя. Подхватила корзину со спящей Литой и скрылась из виду, направившись, верно, в сторону полей. Я впервые за несколько лун осталась одна.

Сердце гулко стучало, жар обжигал щеки.

Хлопнула дверь. Курх замер на пороге, увидев меня, растерянно стоящую посреди дома. Я не успела подготовиться, не знала, что сказать.

— Где Лита? — спросил он, оглядывая комнату.

— С Айни. Она унесла ее погулять. Знаешь, нас в детстве пугали, что непослушных детей серенький волчок заберет и утащит в лес. Думаю, нашей Лите это будет только в радость, — я нервно хихикнула, сама не понимая, зачем это сказала.

Курх улыбнулся.

— Это хорошо. Сможешь отдохнуть.

Он повернулся, собираясь вернуться к своим делам, словно не имел никакого желания оставаться со мной наедине. Я не дала ему открыть дверь. Прижалась к спине, обхватила руками.

— Пожалуйста, останься, — попросила я.

Курх послушно остановился.

Сердце отсчитывало удары: бум, бум, бум. Как же все это было непривычно, полузабыто. Я медленно развернула его к себе лицом, скользнула ладонями под рубашку. Пальцы изучали его тело, едва касаясь кожи. Я чувствовала, как изнутри меня охватывает жар, растекается жидким огнем.

Руки Курха сомкнулись у меня за спиной, притягивая к себе. Широкая ладонь провела по спине, ниже, ниже.

И остановилась, не дойдя до поясницы.

Курх взял меня за плечи и мягко отстранил от себя.

В первое мгновение я даже не поняла, что произошло. Подняла на мужа непонимающий, затуманенный взгляд. Лицо Курха казалось спокойным и до обидного бесстрастным. Он покачал головой.

— Не надо.

— Почему? — вырвалось у меня. Голос предательски дрогнул.

Курх усадил меня на скамью, опустился рядом. Желание, неутоленное, волнами расходилось по телу, затухало, оставляя после себя холод, пустоту и глухое раздражение.

— Сирим, девочка моя, — Курх говорил медленно, словно подбирая слова.

— После родов прошло не так уж много лун. Ты еще не до конца оправилась. Не стоит сейчас… быть столь беспечными. Еще слишком рано.

Я поджала губы. Откуда ему знать, что для меня рано, а что нет? Разве не я, не мое тело способно решить лучше?

— Но я…

Курх оборвал меня, мягко накрыв мою руку своей большой горячей ладонью.

— Поверь мне, девочка моя, так будет лучше. По крайней мере, пока.

Я отвернулась.

Курх поцеловал, легко, почти невесомо, и тут же вышел, оставляя меня медленно остывать и восстанавливать душевное равновесие. Умом я понимала, что он, скорее всего, прав, что действительно стоит отложить близость. Но как же сложно это принять, оставленного уходом Курха.

Не знаю, как долго я просидела так. Айни, с корзинкой в зубах, прошмыгнула в полуоткрытую дверь, подошла ко мне. Она, верно, все поняла еще по моей сгорбленной спине, поэтому не сказала ни слова.

*

У Литы резались зубки. Она капризничала, почти не слезала с рук и засыпала с трудом. При виде несчастного личика дочки, мои собственные переживания отходили на второй план. Курх без единого возражения перебрался спать на скамью, освободив нам кровать. Я подозревала, что в глубине души он радовался, что наш разговор откладывается.

Но согласиться с решением Курха все равно было выше моих сил.

Лита заснула поперек кровати, умильно раскинув руки. Спала она крепко, чуть улыбаясь во сне — видимо, зубки не беспокоили. Я поцеловала ее и тихо выскользнула из постели.

Курх стоял на крыльце, вглядываясь в моросящий дождь, ливший уже который день. Я подошла к нему, облокотилась на перила. Увидев, что я одета в одну лишь нижнюю рубашку, Курх тут же стянул с себя плащ, закутывая меня.

— Тебе не следовало выходить наружу, ночи сейчас холодные, — мягко укорил меня он.

Под плащом действительно было тепло и уютно, но я возразила из чистого упрямства: