Стена за креслом С’герха по-прежнему колыхалась. Но теперь вся ее поверхность была сплошь покрыта рябью, пульсирующими фосфоресцирующими волнами. Огненные блики в этих волнах стали двоиться, троиться и уже через мгновение поплыли ярким клокочущим калейдоскопом, превратившись в некое подобие экрана, на котором чередовались ожившие картины.

Череп язвительно ухмылялся, а перед внутренним взором юноши словно проходили ожившие иллюстрации, показывающие всевозможные человеческие грехи. Мелькали многочисленные голые тела мужчин и женщин… в ушах Таррейтала звенели мерзкие похотливые стоны и крики вожделения… Прелюбодеяния и разврат, немыслимый разврат накатывался на него липким комком…

Все это воочию проходило перед глазами молодого целомудренного принца. Все это вспыхивало на своеобразном экране, в который превратилась закопченная, потрескавшаяся стена, расположенная за спиной колдуна.

Щеки Вингмохавишну пылали. Ему не хватало воздуха.

«Нравится? — раздался голос С’герха, исходивший из глубины желтоватого черепа. — Думал ли ты раньше, что существует нечто подобное?»

Вместо ответа юноша опустил голову. Ничего более откровенного и более отвратительного еще никогда не видел за всю свою жизнь, прошедшую в тихом благообразном Наккуте…

— Если ты ждешь продолжения, могу тебе хоть сейчас показать убийства, пытки и казни, которыми тешило себя человечество в прошлом, испокон веков, — с ехидством в голосе обратился к нему череп, видневшийся теперь вместо лица колдуна. — Почему бы не потешить глаз жестокостью? Ничто так не успокаивает, как любование многочисленными покойниками? Аббат Фарсманс учил тебя, что нужно жить в мире прекрасного? Отвечай!

— Да, действительно… наставник всегда говорил, что нужно жить в мире прекрасного… — выдавил из себя юноша, стараясь не поднимать головы, чтобы не смотреть на ухмыляющийся череп.

— Нет ничего более прекрасного, чем человеческая смерть! — раздался торжествующий голос С’герха. — Надеюсь, ты очень скоро поймешь эту простую истину и будешь получать удовольствие от человеческих мучений!

Колдун уже давно почувствовал внутренне раздвоенное, тревожное состояние Таррейтала. Он видел, как страдает юноша, но хотел совсем сломить его сопротивление, раздавить окончательно.

Только позже принц понял, что С’герху все-таки удалось внедриться в его сознание. Оказалось, что бритоголовому под силу с помощью невероятно мощного ментального поля посылать в мозг Вингмохавишну эти отвратительные греховные картины.

Все стало ясно, когда видения закончились, и Вингмохавишну вернулся в реальный мир.

Потрескавшаяся стена «потухла», а лицо Хозяина лемутов стало приобретать обычный вид. Снова вместо черепа его лицо приобрело вид бесстрастной маски, обтянутой серой землистой кожей.

Из небытия вернулись полчища разъяренных лемутов. Тишина, как по команде, нарушилась многочисленными воплями и воем.

Стало понятно, что юноша на самом деле никуда и не исчезал. Все происходило только в его сознании, под воздействием мощного телепатического поля, но многое за это короткое время в его душе переменилось.

Он снова с ужасом увидел растерзанное тело аббата. Люди-крысы продолжали жадно рвать человеческую плоть, толкаясь, кусаясь и сражаясь за выгодное место рядом с трупом.

— Не отводи глаз! — скомандовал С’герх, заметив, что принц пытается виновато опустить голову.

Колдун пользовался не мысленной речью, а обыкновенным языком, отчего его слова, усиленные металлическим тембром голоса, звучали еще жестче:

— Ты хорошо постарался для того, чтобы аббат сейчас лежал тут! Умница, ты нравишься мне… Ничего, пройдет совсем немного времени и ты будешь горячо благодарить меня за все уроки… Ты вскоре станешь членом Темного Братства и обретешь новое имя. Ты хочешь поменять имя?

— Не знаю… тяжело дыша, пролепетал Вингмохавишну. — Для чего?..

— Поменяв имя, ты поменяешь и свою жизнь! Сейчас ты откликаешься на убогое прозвище Таррейтал… А вот в тот момент, когда ты станешь полноправным членом Темного Братства, мы наречем тебя…

Бритоголовый замолчал, задумался на секунду, а потом воскликнул:

— С’Таррта! Таким будет твое будущее, настоящее имя!.. С’Таррта!.. Тебе нравится твое подлинное имя?

— Не знаю… не знаю… — с мучительной гримасой на лице повторил принц.

Больше всего на свете он хотел сейчас, чтобы все исчезло. Чтобы не было ни тела Фарсманса, ни С’герха, ни лемутов, ни Небоскреба…

Он мечтал остаться в одиночестве и чтобы рядом не было никого, абсолютно никого. Но колдуна мало интересовали его желания, он настойчиво приказал:

— Повтори свое будущее имя!

— С’Таррта… — сдался юноша.

Он понимал, что должен сохранить у себя медальон и старался ни одним движением не выдать себя. Поэтому приходилось идти на такие уступки.

Но на этот раз С’герх остался удовлетворен.

— Действительно, ты оказался очень способным экземпляром, — прогнусавил он. — Теперь тебя отведут в комнату. Хорошенько отдохни, а завтра мы встретимся снова.

Повинуясь мысленному приказу Хозяина, от стены отделилась пара здоровенных мутантов. Они угодливо уставились на своего повелителя и уже через мгновение, получив от него следующее телепатическое указание, схватили Таррейтала и поволокли наверх, в ту самую комнату, в которой он недавно очнулся…

Вингмохавишну неожиданно сохранил жизнь, хотя и не получил свободу. При всем желании он никак не мог покинуть здание и сбежать прочь от людей-крыс.

Среди ночи, почти перед рассветом он сидел и смотрел в окно. Сон не шел к нему, и с самого вечера Таррейтал не мог сомкнуть глаз.

Небоскреб погрузился в полную тишину. Люди-крысы, видимо, устроились на ночлег, и ни один звук не раздавался во всем здании.

Принц припал к окну и жадным взглядом впивался в предрассветную мглу. Во все стороны, до самой линии горизонта простирались бескрайняя гладь, залитая серебристым лунным светом. Воды Внутреннего моря больше не поднимались, они остановились, но и не отходили обратно, к своим прежним границам.

Печальные мысли лезли в голову. Он чувствовал, что С’герх слишком близко подбирается к его сознанию, и страшился этого.

Впервые за последние сутки он, в поисках столь необходимой поддержки, решил попытаться связаться с помощью мысленной речи со своим шутом и с друзьями, притаившимися в укромном месте.

Для этого Таррейтал достал серебряный медальон, сорванный крысами с груди аббата. Принц всегда знал, что Фарсманс не только обладал от природы мощными телепатическими способностями, не только развивал их с помощью постоянной тренировки, но и пользовался ментальным рефлектором.

Откуда эта вещь у него и как давно аббат пользуется ей, никто не знал. Но ни для кого не было секретом, что с помощью этого серебристого рефлектора священник был способен многократно умножать концентрацию сознания, за короткое время активизирую немыслимое количество психической внутренней энергии.