О Аллах Великий и Всемогущий, почему же Ты позволил сбыться этим проклятьям, думала женщина, вытирая нескончаемые слёзы краем своего платка.

Вслед за Ансаром арестовали его двоюродного брата Абдулатипа, и люди говорили друг другу шёпотом, что оба ареста вызваны не чем иным, как родством с «врагом народа» Манапом.

Так или иначе, но репрессивный аппарат продолжал исправно выполнять свои разрушительные функции.

А где-то по-прежнему шла война…

Марат, как ни пытался, не слышал и половины из того, что говорил лектор. Старательно делая вид, что записывает, парень против воли то и дело устремлял свой взгляд на сидевшую наискосок девушку, чьи зелёные глаза в обрамлении длинных пушистых ресниц были сосредоточены сейчас на тетрадном листе. Белый медицинский халат ярко контрастировал с чёрными вьющимися волосами девушки, которая время от времени подбирала непослушные прядки под белый же колпак.

Шла лекция по анатомии, и студенты-медики, сидевшие в полукруглом лекционном зале, внимали строгому профессору Абилову, стараясь при конспектировании не упустить главного. Несмотря на военное время, молодёжь училась. Во-первых, потому, что страна нуждалась в специалистах, а во-вторых, потому, что люди и сами страстно желали учиться.

И вовсе не случайно Малика (а черноволосая девушка была именно она) пришла на студенческую скамью. Живший в Буйнакске по соседству с ними старый врач Исаак Израилевич Гительман, спасавший детишек, в том числе и её, от дифтерита, страшной болезни, уносившей множество детских жизней, своим примером родил в сердце девочки желание тоже стать врачом и так же спасать человеческие жизни.

И сейчас Малика сидела в лекционном зале Дагестанского медицинского института вместе со своими однокурсниками, как и она, по причине военного времени принятыми без вступительных экзаменов по выданным им в школах аттестатам, и прилежно записывала лекцию, не замечая устремленного на неё жаркого взгляда сокурсника.

Марат был, что называется, первым парнем на курсе. Высокий и стройный шатен с аристократическими манерами и столь же аристократической внешностью, всегда элегантно одетый, он по праву считался одним из лучших студентов, которому прочили самое блестящее будущее. Уже с первого года учёбы в вузе им была составлена для себя жизненная программа, включавшая в качестве основного пункта будущую карьеру на научном поприще. Учёба, впрочем, не мешала ему заглядываться на симпатичных девушек и самому быть объектом девичьих грёз. Много взглядов, как брошенных украдкой, так и полных откровенного интереса, было в его активе, и юноша привык к такому интересу со стороны противоположного пола и легко шёл на контакт, тут же, впрочем, давая понять, что ни о каких серьёзных намерениях речь идти не может.

А Малика была первой девушкой, не обращавшей на него внимания. Не привыкший к подобному раскладу, парень поначалу демонстрировал своё безразличие, однако и сам не заметил, как влюбился. Она не была похожа на других девушек, многие из которых, возможно, были и красивее, и раскованнее, но ни одна не обладала такой нежной изысканностью и таким роскошным набором контрастов чёрного и белого. Белой была её гладкая кожа, которую не брал загар и которая казалась ещё белее на фоне жгуче-чёрных волос. И на этом ослепительно белом лице располагались удивительные глаза изумрудного оттенка, завораживавшие каждого, кто на них смотрел, своей необычайной выразительностью. И глаза эти всегда смотрели мимо него, Марата, и нестерпимо было думать о том, что девушка, в которую он влюбился, как последний дурак, не отвечает на его взгляды.

Малика и в самом деле не замечала Марата. То есть она его, конечно, знала, но смотрела на него только как на сокурсника.

Девушке было не до любви. Тоска, поселившаяся в её сердце после ареста отца, не отпускала её, и отвлечь от этой тоски могла лишь учёба. И потому Малика с головой ушла в эту учёбу и ночами просиживала над сложными книгами, постигая неведомый, но страшно интересный мир медицинской науки.

После занятий студенты весёлой гурьбой отправлялись на прогулку в Вейнеровский парк либо на любимую горожанами улицу Буйнакского, ели мороженое и болтали ни о чём или смотрели фильмы в кинотеатрах «Темп» и «Комсомолец», после чего расходились по домам и вновь усаживались за учебники.

Махачкала, несмотря на военное время, была заполнена людьми. Один за другим шли сюда эшелоны и суда с эвакуированными и ранеными людьми, и кого тут только не было – евреи и русские, азербайджанцы и армяне, грузины и цыгане… Такое большое количество эвакуированных, втрое увеличившее население города, главным образом состояло из стариков да женщин с детьми, а также раненых солдат и артистов, театральных и цирковых, которых судьба забросила в этот южный край. Жители города, пережившие все тяготы последних десятилетий, жили здесь так, словно были одной большой коммуной, в которой ни вероисповедание, ни национальность и ни партийность ровным счётом ничего не значили и где люди привыкли делить пополам и хлеб, и соль.

Махачкала была провинциальной и одноэтажной, всего с двумя асфальтированными улицами, носившими имена Ленина и Буйнакского. Центр также составляли улицы Ермошкина, Котрова и Батырая, а ещё 26 Бакинских комиссаров, вымощенные булыжником и поделенные на множество общих дворов, в каждом из которых проживало до десятка семейств. Такие районы носили смешные названия «Шанхай» и «Гур-Гур-аул», и всё здесь было на виду у всех.

Жизнь дагестанского народа шла параллельно с жизнью его же интеллигенции. Народ жил, работал на заводах и фабриках, общался с таким же, как и он сам, народом. Интеллигенция творила, лечила, изобретала и делала всё, чтобы партия была ею довольна. Довольство партии, в свою очередь, выражалось в выделении лучшего жилья, а также званий, наград и государственных премий.

Медицинскую науку Дагестана представляли маститые профессора Хаджи-Омар Булач и Михаил Нагорный, Байрашевский и Водонос, Ризваш и Маклецов, Курдюмов, Мордвинкин и Пикуль, готовившие профессиональные кадры для республики и щедро делившиеся с ними своими знаниями. Но уже нарождалась в республике и плеяда молодых дагестанцев, которой предстояло стать цветом дагестанской интеллигенции. В среде молодых медиков уже начали поблескивать гранями своего хирургического таланта Рашид Аскерханов и Магомед Максудов, не так давно демобилизовавшийся из армии и работавший нынче ассистентом на кафедре челюстно-лицевой хирургии.

А молодёжь на самом деле хотела учиться и сидела сейчас за студенческими партами, усердно впитывая в себя всевозможные знания из области медицины и педагогики, инженерии и агрономии, филологии и истории.

И Малика, оказавшись среди них, столь же усердно внимала своим преподавателям, мечтая о том времени, когда станет врачом и будет лечить людей и чтобы отец, находившийся сейчас далеко, мог бы гордиться ею.

* * *

– Ох, Малика, чует моё сердце, что неспроста этот аспирантик всё вертится-крутится возле тебя! – сказала Лариса, едва Мажид Пашаевич, подающий надежды молодой хирург, отошёл от подруг, в очередной раз перед этим обратившись к Малике с предложением привлечь её к написанию научного доклада.