– Что со светом? – интересуется он.

– Не работает, – подойдя к другому выключателю, я несколько раз щелкаю им. Ничего не происходит. – Нет, определенно нет.

Я брожу по гостиной в поисках свечей, ламп, фитилей, спичек – чего угодно, что может осветить это место после захода солнца.

Мор снова выходит на улицу, оставив меня в одиночестве.

Через несколько минут он возвращается с охапкой каких-то вещей. Пройдя мимо меня, он со своими трофеями скрывается, как я думаю, в кухне.

Чиркает спичка, и через мгновение Мор зажигает фонарь – наверное, прихватил его в одном из домов, где мы останавливались.

Фонарь он отдает мне, а сам идет по темному коридору. Я смотрю ему вслед, слушаю, как он открывает и закрывает одну дверь за другой. Приглушенный звук гаражных ворот, поднимаемых вручную, равномерный стук копыт по цементу – Мор привел Джули под кров.

Я поднимаю фонарь повыше и оправляюсь осматривать дом. Половина мебели укутана грязными простынями, а то, что не закрыли, покрыто толстым слоем пыли.

Подхожу к камину. На полке остались фотографии в рамках. Беру одну, стираю пальцем пыль. Это портрет молодой женщины лет двадцати с небольшим, волосы обесцвечены и тщательно уложены.

Выбираю наугад другое фото, стряхиваю пыль и вижу группу детей с прищуренными от солнца глазами. Все они в пляжной одежде и с надувными манжетами на руках.

Возвращаю снимок на место, и мне становится не по себе. Жизнь здесь замерла, внезапно остановилась. И, в конечном счете, не так уж важно, что унесло этих людей – смерть или поспешное бегство.

В недалеком будущем так будут выглядеть целые города.

И не только Вегас и Дубай. Так будет в любом месте, которое посетит Мор. И в этом зловещем будущем кто-то вроде меня будет ходить из дома в дом, старательно обходя разложившиеся трупы, оставленные непогребенными.

Представив себе это, я вздрагиваю.

Дверь в гараж открывается, хлопает, и я слышу тяжелые шаги возвращающегося в гостиную Мора. Вскоре он появляется с несколькими сухими поленьями. Сначала он находит меня глазами, потом подходит к камину и начинает складывать дрова.

Час спустя в камине полыхает огонь, в гостиной мерцает с полдюжины свечей, из шкафа извлечен матрас и несколько траченных молью одеял. Все это положено в гостиной, так что я могу спать в тепле.

Я сижу на матрасе, обхватив колени, и, уставившись на огонь, потягиваю кипяток из старой глиняной кружки (колодец пока еще в порядке). Рядом на матрасе сидит Мор, вытянув скрещенные ноги.

– Зачем ты им помогаешь? – спрашивает он.

Он смотрит на меня, в его глазах пляшут языки огня. Даже освещенный огнем он похож на ангела.

Сатана тоже был ангелом.

– Кому помогаю? – спрашиваю я.

– Той семье. И раньше, мужчине.

Он это серьезно?

Я всматриваюсь в его черты. Сердце неохотно набирает обороты. Меня бесит, что мое собственное тело ведет себя, как идиот, не способный отличить злобных негодяев от жгучих сексуальных красавцев.

– Как я могла не помочь им? – отвечаю я вопросом.

– Ты знала, что они все равно умрут.

Какие холодные, прагматичные рассуждения. Как будто важна лишь цель и не имеет никакого значения, какими средствами она будет достигнута.

– И что это меняет? – я снова смотрю на огонь. – Если я могу хоть немного облегчить их страдания, я это делаю.

Чувствую на себе его взгляд, жарче огня.

– Ты же делаешь это не только чтобы облегчить их боль? – говорит Мор. – Но еще и затем, чтобы заглушить свою собственную.

Какой догадливый всадник.

Я сжимаю губы, хмурюсь, думаю.

– Да, ты прав, – киваю я. – Страдания – для живых, и ты заставил меня страдать.

Заставляя смотреть на этих детей, умирающих, тонущих в собственных выделениях, вынуждая слушать их крики…

– И знал бы ты, как я тебя за это ненавижу.

– Что ж, я и не ожидал другого отношения от смертной, которая сожгла меня заживо.

Я резко разворачиваюсь в его сторону, меня трясет от ярости.

– Ах, так все дело, значит, в твоих мучениях? Ты стираешь с лица земли целые города, и вдруг кто-то обидел тебя самого. А знаешь что? Я охотилась на тебя, выслеживала, как долбаного зверя, потому что ты это заслужил. И я буду делать это снова и снова, и снова.

Правда ли это? Где-то внутри меня шевелится предательское сомнение.

Решительно отогнав неуверенность, я продолжаю:

– Ты убиваешь нас всех, жестоко, и нас же за это ненавидишь.

Мор ничего не отвечает на эту вспышку, просто сидит и молча меня рассматривает.

– Часть жизни, – говорю я, – состоит в том, чтобы чувствовать боль, бессмысленную боль.

Я могла бы рассказать ему тысячу историй о том, как несправедлив этот мир. Но зачем? Его же не волнуют наши проблемы.

– Я тот, кто я есть, – твердо говорит он. Он кажется почти… сломленным. – На меня возложена миссия, и я должен ее выполнить.

– Кто поручил тебе миссию? Бог? Дьявол? – я машу руками. – Или пасхальный кролик? Я думала, ты – Мор Завоеватель, а не долбаный мальчик на побегушках!

– Осторожнее, смертная, – предупреждает он, в его голосе звучит угроза.

– Осторожнее? Если мои слова тебя так оскорбили, заставь меня замолчать.

Я зашла слишком далеко. И понимаю это, едва успев открыть рот.

От такой наглости Мор молча поднимает брови. Секунду спустя он отрывает кусок пыльной простыни, которой накрыт соседний диван. Поднявшись, он крутит тряпку в руках. Выглядит это зловеще.

Он приседает передо мной на корточки, глядя мне прямо в глаза. А потом запихивает пыльную тряпку мне в рот.

Никогда в жизни никто еще не пытался заткнуть мне рот.

В первый момент я теряюсь, но затем шок проходит, и я, уронив кружку с водой, бросаюсь на Мора, как бык на корриде. Но это не помогает: он завязывает концы тряпки на моем затылке. Мне мало что удается – успеваю только съездить ему по физиономии, после чего он хватает меня за плечо и опрокидывает лицом в матрас. Он удерживает меня, давя коленом на спину.

Я безумно бьюсь, сопротивляюсь, пытаюсь стряхнуть его, но Мор крепче, чем обычная женщина из плоти и крови, так что мои усилия ни к чему не приводят.

Позади я опять слышу треск рвущейся ткани, Мор хватает меня за руки и полосой материи связывает запястья.

Я кричу в импровизированный кляп.

– Ыыыыыы гааааад! – рычу я.

Он крепко затягивает повязку на руках. Закончив, он сажает меня на диван и сам садится напротив на корточки.