– С чего ты взял?

– Что тебе сейчас неважно, кто я.

– Хватит. Я рассержусь.

– Я случайно тебе подвернулся. Случайно вошёл в вашу комнату.

– В этом мире всё случайность, Кибернетик.

– Ты так думаешь?

– Я не думаю. Я чувствую. Я чувствую, что сейчас у тебя в комнате никого нет.

5

Мы перемещаемся в пространство Кибернетика – в темь концентрированных запахов сна, усталости, неуюта и солидарности Гигантов по типу «он».

Кибернетик очень близко к Кристи, его мир почти перемешивается с её телом, в котором я. Его мягкость обволакивает её остроту. Кристи нельзя назвать ни нежной, ни слабой. Стенки её отсеков требовательно-упруги. Она не мягкая (я не знал, что так может быть с существами по типу «она», и всё-таки это «она»!).

– Подожди одну минуту, – говорит она, вдруг отдаляясь. – Где у тебя душ?

6

У меня один миг, чтобы вернуться к Кибернетику вместе с вязкой и сладко-тягучей жидкостью, которой наполнена глотка Кристи и, кажется, она вся, – миг, чтобы вместе со всей её сладостью перетечь к нему, когда тень его мира падает на её камеры, но, но… не знаю, почему я застреваю в камере её горла, почему не могу выбраться. Я заворожён несовпадением: Кристи снаружи как будто нуждается в Кибернетике, стремится к нему и обещает его любить;но внутри, в своих камерах, крошечные Кристи ни о ком не думают. Никого любить и не собираются. Им достаточно блаженства самого по себе. И упругих трубок.

Я хочу понять природу этой системной ошибки. Почему, почему Кристи говорит то, чего нет?

Я остаюсь с ней, хотя, наверное, мне уже неинтересно исследовать похожие друг на друга камеры. Впервые мне становится скучно внутри Гига. Ничего не остаётся, как сосредоточиться на пополнении сил. Я отпускаю себя и начинаю поспешно есть и делиться. Кристи вкусна. Мне так бессмысленно, что незаметно для себя я теряю контроль над собой и разбегаюсь отростками во все стороны терпкого сладкого мира.

7

– Ла-ла-ла-ла-ла-ла-ла, да-ла-ла-ла-ла-ла-ла!

Звук льющейся воды заглушается голосом, тоже льющимся. Я в трубопроводе Кристи, среди кругляков и жгутиков. Они кишат. Какие крупные, ого! Они толкаются. Они жадно хотят жить. Им чужды сомнения. Из-за них Кристи не рискует. Из-за них ей не будет плохо.

А из-за меня?

Мои подобия тут и там. Их уже очень много. Набрасываются на беспечных кругляков. Какая жестокая, какая нелепая битва! Эй, стойте! Зачем? Зачем вы?

– Ла-лакх-кха-кха! Чёрт побери! Да что такое со мной?

8

Беспечный мир Кристи рушится. Трубопроводы слишком горячи. Все внутренние движения ускоряются стремительно. Плавное плавание превращается в хаотичные скачки. Кругляки скапливаются, наползают друг на друга. Нас выбрасывает в какой-то резервуар. Так далеко я ещё не путешествовал в Гигах. Где это я? Грубые толчки гонят нас и бросают вперёд.

Неужели Кристи способна испытывать боль?

Нет, я не хочу проверять это!

Звук воды прекращается. Тело-мир Кристи дрожит. Она говорит непонятные слова:

– Надо выпить.

9

Кристи возвращается. Кажется, она надеется, что реальность, оставленная нами, тогда застыла и ждала нас в прежнем положении. Что всё осталось как было. Сама Кристи освежилась, подготовилась и теперь знает, как управлять застывшей реальностью.

Это очень странно – ведь мы изменились. А другим точно отказано в этом.

Похоже, Кристи мысленно отказывает всему, кроме неё самой, в полноценной живости. Неужели она считает себя единственным настоящим существом?

Её не интересует сама реальность. Кристи просто хочет ею управлять.

10

– Кибернетик? Ау-у!

Я тоже возвращаюсь. Из центрального резервуара упругой жизни Кристи – в узкий канал извилистого тела-мира. И, вцепившись отростками в упругие стенки камеры, вижу крошечную Хозяйку с выражением жадного блаженства на красивом лице. Трубок тут нет. Наверное, они уже исчезли в недрах её совершенного тела. Я знаю, что в соседнем отсеке такая же Кристи.

Кристи любит только себя.

11

– Киберне-етик?

Голос её извилист и сладок. Кристи явно что-то задумала, но я поглощён питанием и слишком далёк от центра её мира, чтобы расслышать её внутреннюю речь и сравнить с внешней.

Кристи никто не отвечает.

– Ты уже заждался, милый?

Кристи не пускает свою жадную упругость в голос. Она им управляет, извлекая нужную ей музыку.

Ей никто не отвечает.

– Я уже иду к тебе, потерпи…

Это звучит как-то мимо, голос Кристи промахивается и не впадает в реальность, и такое явное непопадание заставляет меня отвлечься от выжирания её терпкой мякоти. Нет, всё-таки не всё подвластно всесильной Кристи.

Ей никто не отвечает.

– Я не знала, какое полотенце твоё.

Это звучит правдой, и мне становится интересно.

Ей никто не отвечает.

– Поэтому я не вытерлась…

Это звучит заманчиво. Может быть, горло Кибернетика пересохло и он захочет пить влагу с отростков Кристи, из её отверстий, из её укромных тайных отверстий. Я не знаю, как это бывает у Гигов. Пьют ли они, едят ли друг друга.

Ей никто не отвечает.

– Осуши мои капли…

Кристи явно хочет этого. Кристи думает, что вертит наружным миром. В её голосе свобода и власть.

Кто ей дал столько прав?

Ей никто не отвечает.

– Я вся влажная… снаружи и внутри.

Это, скорее всего, так и есть.

Однако ей никто не отвечает.

– Где ты, милый?

Нет, он ей не мил. В голосе хорошо сдерживаемая жадность, хищность. Существа тоже могут пожирать существ. Да, точно. Я вспомнил, так уже было с прежними Хозяевами. Правда, они не были Гигами.

Ей никто не отвечает.

– Я уже здесь.

И теперь я слышу тихий-тихий свистящий звук. Это ответ.

– Чёрт! – грубо бросает Кристи. – Да ты уснул, имбецил!

1

Кристи совершает дёрганые движения, заматываясь во что-то, чтобы сдержать переполняющее её раздражение, и быстро уходит из пахнущей усталостью камеры.

– Связался чёрт с младенцем.

Её перемещение сопровождается грубыми звуками преодоления каких-то препятствий. Бам-с, бум-с. Я замер. Я прислушиваюсь. Кристи не по себе. Она соскочила с какого-то центрального клапана своей уверенности. Я начинаю за неё беспокоиться.