Динь-дон, динь-дон!

Груди Алены беспорядочно запрыгали, пока она металась по комнате с охапкой вещей в руках.

— Кто? — громко спросил Переверзин в прихожей.

Не снимая сапог, Алена упала на матрас и натянула на себя одеяло. Ее тело тряслось, как желе. Больше всего ей хотелось, чтобы происходящее оказалось сном. Чтобы можно было открыть глаза и понять: ничего плохого не произошло и не происходит.

— Леонид Георгиевич? — спросил невидимый Переверзин.

— Дрыхнешь? — рявкнул Бачевский. — Овечку невинную изображаешь? Знаю я, какая ты овечка. Взять его!

Переверзин вскрикнул, потом замычал, как будто ему зажали рот. В прихожей что-то упало.

Алена отбросила одеяло, сунула вещи под матрас и быстро поползла на четвереньках в дальнюю комнату. Бежать она не стала, чтобы не выдать себя стуком каблуков.

— Проверьте тут все, — скомандовал Бачевский. — Он может быть не один.

В квартире шаркали и топали проворные мужские ноги. Алена встала и дико огляделась. Она находилась в гардеробной со стойками, увешанными одеждой, и полками, заставленными коробками с обувью. Одна стена была стеклянная и отражала фигуру Алены, такую белую, словно ее вырезали из бумаги, а ноги снизу закрасили до колена черным. Еще здесь стоял оливковый угловой диван, который мог оказаться раскладным, а мог — нет.

— В шкаф загляни, — деловито произнес мужской голос, прозвучавший уже совсем близко.

Алена подскочила к дивану и дернула за матерчатую петлю, торчащую из-под сиденья. Снабженное пружинами, оно поднялось легко и бесшумно. Алена забралась в тесный деревянный пенал, скрючилась и потянула сиденье на себя, подумав при этом, что это похоже на то, как если бы она решила закрыться в гробу. Стало темно и душно.

— Пусто, — сказал голос. — Давайте его сюда. Тут удобнее всего будет.

Послышались приближающиеся шаги. Переверзин все еще мычал и протестующе вскрикивал.

«Сейчас Антон меня выдаст, — поняла Алена. — Боже, что делать, что делать?»

Бог не ответил. Видимо, ему не было дела до распутных девушек, позарившихся на чужое.

Диван крякнул под тяжестью упавшего на него тела.

— Да что же это такое? — надрывно возмутился Переверзин. — Леонид Георгиевич? За что? Зачем этот беспредел?

Насколько понимала Алена, это он сидел над нею, разговаривая с Бачевским, стоящим напротив дивана. В маленькой комнате находилось еще несколько человек, выдающих свое присутствие перемещениями, покашливаниями и короткими невнятными репликами. Должно быть, это были охранники банка.

— Беспредел? — вкрадчиво спросил Бачевский. — Беспредел, говоришь, Антоша? Не нравится тебе? А что ты в цеху устроил, гаденыш? Где золото? Золото где, спрашиваю?

Раздался короткий хлесткий звук оплеухи.

— Я не был в цеху! — взвизгнул Переверзин, переходя на несвойственный ему дискант. — С пятницы не был. В выходные в институт посторонних не пускают.

— Поэтому ты туда заслал своих пацанов? Поэтому? — Раздался звук еще одной оплеухи. — А я, дурак, не понял, зачем это Антоше личный телохранитель понадобился. Это он в цеху побывал? Он? Кто с ним еще был? Кто?

Началась возня. Пока одни удерживали Переверзина, остальные избивали его, мешая друг другу. Он голосил, уговаривая его выслушать. Ему опять заткнули рот и еще некоторое время били, после чего сбросили на пол. Диван скрипнул под весом другого человека. Это был Бачевский.

— Слушай сюда, крысеныш. — Его голос доносился до темной каморки Алены негромко, но очень и очень зловеще, очень убедительно. — Мне все известно. Воронов все рассказал. Когда он прибыл на место, один из его людей был еще жив. Он описал нападавших. Один рыжий, другой черный. Думаешь, я их не вычислил? Вычислил. Рахманов и Бородин, вот кто это был. Оба появились сразу после того, как я тебя в дело позвал. Совпадение? И то, что лично ты Рахманова в цех с собой таскал, тоже совпадение?

— Леонид Георгиевич! — взмолился Переверзин своим дребезжащим дискантом. — Я тут ни при чем. Я ничего не понимаю. Я был дома. Звонил Воронову, а он не отвечал.

— Не-ет, — протянул Бачевский. — Я тебе не верю. Признавайся, ты с ними был? Конечно был, потому что боялся, что золотишко без тебя уплывет. Где оно, говори! Пока не поздно, Антоша. Пока я добрый.

— Выслушайте меня, пожалуйста. Я со вчерашнего дня не покидал квартиру. Это легко проверить. Со мной безотлучно находилась Алена.

— Какая Алена?

— Осокоркова, моя сотрудница. Ну, вы должны помнить.

Переверзин заискивающе хихикнул. Бачевский встал с дивана.

— Где она? — спросил он.

— В квартире пусто, Леонид Георгиевич, — произнес молодой мужской голос. — Ни одежды, ни сумки, ни косметики.

— На вешалке куртка висит, — прозвучало откуда-то издалека, по-видимому из прихожей. — Дамская.

— Да, — обрадовался Переверзин. — Она в куртке была. В бордовой.

Алена похолодела, хотя уже обливалась потом. Она представила, как ее вытащат из тайника, устроят ей допрос с пристрастием и очень скоро добьются признания. И что потом? Смерть? Тюрьма?

— И куда же эта сучка подевалась? — спросил Бачевский недоверчиво. — Сквозь землю провалилась?

— Наверное, сбежала, пока я мылся, — ответил Переверзин, к которому мало-помалу начал возвращаться его обычный баритон. — Этим она себя с головой выдала, Леонид Георгиевич. Выходит, она в ограблении замешана. Иначе зачем бы ей удирать.

— Найдем, — пообещал Бачевский так зловеще, что Алена укусила себя за палец, чтобы не зарыдать истерично в своем склепе. — А сейчас с тебя спрос, сученок. Кто Рахманова привел? И второго деятеля, мать его? Компьютерного гения этого?

— Обыщите квартиру, — предложил Переверзин.

Алена укусила себя за другой сустав. Вся эта толпа нервных, разгоряченных мужчин находилась так близко, что она физически ощущала их присутствие. Волны злой энергии пронизывали пространство. У Алены в любой момент мог начаться приступ удушья или неконтролируемой истерики.

— Ты, Антон, конечно, дурак, но не настолько, чтобы ворованное у себя прятать, — решил Бачевский. — И вот что мы сейчас сделаем. Ты скажешь, где золото, а я забуду об этом происшествии. Ну, бес тебя попутал, с кем не бывает, да? Покаешься, отдашь чужое, и поставим точку.

— Пусть скажет, где сообщников искать, — вмешался кто-то. — Один рыжий, другой черный, два веселых гуся.

— И это тоже, — согласился Бачевский. — Давай, Антон. Как на исповеди. Сразу легче станет.

— Я не имею никакого отношения к налету, — заговорил Переверзин. — Воронов хочет меня подставить. Сваливает на меня, а сам небось золото и вывез. Ну да! Так и есть! Выдумал налет и прикидывается жертвой.

— Там четыре мертвяка, Антон. Все взаправду. Товар исчез. Не мой товар. Золото Шамилю принадлежит. Он спросит. С каждого спросит.