Как объяснить тот факт, что он провел в институте целых три часа? Никто не поверит ему, если он позвонит Бачевскому только сейчас, с таким опозданием. Стоит кому-нибудь опросить привратника, и вся комбинация рассыплется, как карточный домик. Нет, нужно отправиться домой, переночевать там, а тревогу поднять ранним утром. Да, именно так. Воронов решил приехать в цех пораньше, чтобы лично проверить работу прежней смены и проинструктировать новую. Поднимаясь к себе в кабинет, он наткнулся на умирающего Митяя, узнал про налет и тотчас известил Бачевского. А сегодня вечером ничего не было. Ничего, совсем ничего. Печи работали, золото плавилось, охранники контролировали процесс.

Отправившись домой, Воронов соврал, что у него жар, был напоен чаем с малиной и провел ночь на диване в гостиной, чтобы не заразить встревоженную жену. Едва дождавшись предрассветного часа, он выскользнул из дома, примчался в институт и… и… и…

На лестничной площадке Воронов впал в ступор. Митяй оказался не просто жив, он все еще ждал «скорую помощь» и просил воды. Его голос звучал в тишине совершенно отчетливо и внятно, как будто беспорядочные удары слитком не вышибли из него мозги вместе с зубами. Похолодевший Воронов осторожно заглянул в коридор и понял, что стал жертвой слуховой галлюцинации. Оба охранника были такими же неживыми, как стены, возле которых они лежали. Воронов успокоился и потрусил по лестнице вниз, но опять застыл, сраженный мыслью о том, что совершенно не помнит, куда дел золотой слиток, которым добивал Митяя. Некоторое время он бегал туда-сюда, словно перепуганная крыса, но потом понял, что если так будет продолжаться, то он опять протянет время, за которое не сможет оправдаться.

Воронов достал телефон, включил и позвонил Бачевскому. Говоря сбивчиво и взволнованно, он изложил свою версию ограбления, не преминув упомянуть предсмертные показания Митяя про личности налетчиков. Бачевский, надо отдать ему должное, не запричитал, не разорался, не впал в истерику или в прострацию, а распорядился:

— Оставайся на месте, Юрий. Никуда не пропадай. Сейчас позвоню Шамилю, он своих людей для охраны пришлет. Я первым делом к Переверзину наведаюсь, а потом тоже подтянусь. — Тон Бачевского стал не просто жестким, он стал тверже самого твердого сплава. — Ты ничего не упустил, не перепутал? Если так, то лучше сразу говори, потом поздно будет.

— Да ты что, Леонид! — возмутился Воронов. — Мы с тобой не первый день… Разве я тебя подвел хоть раз? Обманул?

— Чего ты так волнуешься, Юра? Не волнуйся. Разберемся.

Последняя реплика была преисполнена такой спокойной уверенности, что у Воронова заныло под ложечкой. Закончив разговор, он подскочил к лифту и убедился в своих худших опасениях: пол в кабине, а также возле нее, хранил отпечатки, оставленные боковым колесом тележки, неудачно прокатившимся по кровавой луже в цеху.

— Твою мать, твоюмать, твоюмааааать!!!

Воронов схватил швабру, намочил ее и принялся за работу. Первым делом он съездил наверх и навел порядок там. Потом промыл швабру под краном в сортире и продолжил мытье полов. Закончив, он с ужасом понял, что, уничтожив следы крови, выдал себя с головой. В пустующем корпусе не топили, и мокрые разводы на полу обещали высохнуть очень нескоро.

Придерживая подбородок, чтобы не трясся, как в лихорадке, Воронов ответил на звонок Бачевского и узнал, что бандиты уже подъехали и ждут у ворот, чтобы их пропустили внутрь.

— Сейчас проведу, — бодро откликнулся Воронов и уставился на шлейфы воды, поблескивающие в электрическом свете.

Вытереть чем-то насухо? Но бандиты запросто могут вломиться в здание сами, припугнув вахтера или надавав ему по физиономии. Если они застигнут Воронова за мытьем полов, ему конец. Если они увидят мокрые следы, ему тоже не отвертеться. Допроса с пристрастием он не выдержит. А вот если сейчас скрыться, а потом тихонько вернуться и вывезти золото, то еще не все потеряно.

Мобильник зазвонил снова, проявляя не только нетерпение, но и раздражение.

— Иду! — крикнул Воронов неизвестно кому, выскочил во двор в костюме и побежал к воротам.

Ворота уже разъезжались. Лицо охранника в будке было совершенно белым и перекошенным от ужаса.

— Тут к вам приехали, Юрий Эдуардович, — крикнул он таким голосом, словно объявлял о пожаре или даже о начале войны. — Серьезные люди. Вас требуют. Срочно.

Ничего не говоря, Воронов подбежал к калитке, рванул засов и выбежал из институтского двора одновременно с заползающим туда внедорожником. Он уже праздновал победу, когда увидел второй внедорожник, стоящий поодаль. К счастью, его самого заметили, когда он уже запрыгивал в свою «Вольво», а мотор не успел остыть, так что завелся моментально.

И началась погоня, приведшая Юрия Воронова на ту самую объездную дорогу, где мы его оставили. Погоня эта продолжалась достаточно долго, чтобы утренние сумерки сменились дневным светом, а бандиты успели выяснить, кому принадлежит серая «Вольво». Усомниться в этом мог бы лишь самый невежественный человек, не имеющий представления о возможностях мобильной связи и организованных преступных группировок.

Воронов был в курсе и отдавал себе отчет в том, что полиция уже объявила его в розыск и, скорее всего, вот-вот заработает план «Перехват». И все же он не унывал. Гораздо хуже и страшнее было ему в притихшем институте, наедине с четырьмя трупами, проклятой тележкой и злополучной половой тряпкой. Теперь он действовал, и ему было попросту некогда пугаться или отчаиваться.

Он уходил от погони. Уже ушел. Осталось еще чуть-чуть протянуть впритирку с грузовым фургоном.

Бум! Белый взрыв за лобовым стеклом заставил Воронова отшатнуться. Руль прыгнул в его руках. Он понял, что в машину попал ошметок снега, вылетевший из-под колеса грузовика, и поспешил выровнять курс, однако перед глазами все было усыпано белым крошевом, и Воронов совершил одно неверное движение. Маленькое такое, совсем незначительное. Слегка повернул роль не в ту сторону.

Ударившись крышей о борт фургона, «Вольво» отскочила, вернулась обратно, получила под зад огромным задним скатом грузовиком и врезалась в полосатое ограждение, протянувшееся между встречными полосами скоростной трассы. Попавшаяся на пути куча грязного, обледеневшего снега подбросила полуторатонную машину, как невесомую игрушку. Грохнувшись напоследок днищем, она полетела дальше почти беззвучно, с мягко урчащим двигателем.

Воронов, сжимающий обеими руками руль, почувствовал себя героем какого-то фантастического фильма. Или же это был просто сон? Обмирая от ужаса и невольного восторга, Воронов взмывал все выше, пока машина, накренившаяся капотом вниз, не устремилась к земле.

Восторг исчез, остался только ужас. И пылкая надежда, что пронесет, что обойдется, что все закончится хорошо.

Дорога стремительно приближалась, и вся она была заполнена мчащимися навстречу машинами. Не в силах сдерживаться более, Воронов пустил в штаны горячую струю, а горлом издал отчаянный протяжный звук «ААА», оборвавшийся в тот миг, когда передний бампер «Вольво» со всей силы врезался в асфальт. Еще до того, как от корпуса отлетели колеса и прочие навесные детали, Воронов ясно и отчетливо увидел темную тень, с ревом мчащуюся на него. Эта тень его подхватила, повлекла и поглотила.