– Да всё я догоняю! Ты не представляешь, чего я только не насмотрелась в этой Турции. Ты знаешь, я этих жен жирных лютой ненавистью ненавижу, а иногда жалко бывает. Приезжают они туда раз в год выпустить пар, чтобы потом целый год терпеть своих пузатых кошельков ради сытой жизни. Нет, это не мое. Я лучше буду сухую корку грызть, но подкладывать свое тело ни под кого не стану.

– Допустим, корками ты не питаешься, тётушка, поэтому и рассуждаешь так, – парировала Алиса.

– Подожди, дорогая. А ты забыла, с какого времени я корками не питаюсь? С чего я начинала и что мне пришлось пережить, когда развалился наш «единый и нерушимый». Забыла? Жаль, а я еще помню. И тебе сейчас память освежу. Я ведь тогда тоже молодая да красивая была, только что институт окончила. И осталась за бортом. Ни работы, ни поддержки, ни любимого. Всё рушилось. Тебе напомнить, как я впервые поехала к этим басурманам, как меня рвало от нашего берега и до их берега на том корытце, которое они громким словом «теплоход» называли. А как потом стояла на заплеванных, грязных площадях, продавала всю эту лабуду и потом – бегом, голодная, холодная, по их рынкам торговалась за копеечные свитера, за куртки их дешевые. И, счастливая, надрываясь тюками, забитыми всей этой «роскошью», приползала снова к своему «Титанику», и корчилась от уже невыносимой рвоты над облеванным гальюном. И казалось, желудок мой в самом горле стоит. Дальше, тебе рассказывать? Или сама помнишь, как стояла твоя тётя в Одессе на промозглом ветру, торговала до ночи и прятала глаза от знакомых прохожих. Я, окончившая с золотой медалью школу, получившая высшее образование и никому не нужная. Стоять вот так в родном городе, где тебя все знают, – это еще тяжелее, чем блевать на судне, где все одним миром мазаны. Я отказывала себе абсолютно во всем, сухари грызла, бульонные кубики кипятком разводила и пила. А этой лапши китайской за все те годы поела столько, что обмотать ею нашу Одессу-маму три раза можно. А к тебе, к сиротке, без шоколадки и мягкой игрушки не смела прийти. Ты помнишь? Потом собрала начальную сумму и открыла точку на рынке. Сначала сама стояла, а через пару лет уже двум продавцам платила из своего кармана. А какая гордая была! Сама поднялась! А потом что было? Помнишь, как взяла кредит в банке под свою собственную квартиру, что от родителей досталась, и купила магазин? Дальше вспоминать не хочется. Как сожгли мне его рэкетиры, которым платить отказалась. Что со мной было, один Господь видел. За что же Он всю жизнь такие тяжелые испытания мне посылает, я не знаю. Не могла я ничего такого совершить в своем розовом детстве, чтобы так платить. А всё началось с этой гадины! – Нина яростно ткнула в сытое и довольное лицо на газетном снимке.

– А ты, помнишь, тётя, как умирала наша бабушка? Она меня многому хотела научить, но не многое успела передать. А потом, уходя, сказала: «Не бойся страданий, деточка, потому что страдания – это не возмездие, как ты думаешь, а обязательное условие для совершенствования твоей души», – задумчиво произнесла Алиса. – Но я бы не хотела так страдать, как ты, тётя.

– Да, девочка, всё началось тогда, когда мне в комнату подселили эту тварь. Я через нее любовь свою потеряла и сына. А потом пошли годочки один другого тяжелей. Как выстояла, до сих пор не знаю. Наверно, мама твоя помогала. Смотрела на меня с того света и говорила: «Ты должна, Нина, должна». Вот этот долг перед безвременно ушедшей сестрой и удержал меня на этой стороне. А я ведь часто на ту поглядывала. Ох как часто! Особенно, когда банк квартиру забрал, когда магазин с товаром сожгли. И вот тут я оказалась в такой торбе, что врагам не пожелаю. Однако мир не без добрых людей, встретился и мне, на счастье, добрый человек, приютил в Турции, когда я снова поехала туда за товаром со своими чудом уцелевшими грошами. Конечно, он тоже свою будущую выгоду просчитал, знал, что в долгу не останусь. Дал мне жилье, работу. Если бы не он, не знаю, где бы я сейчас была. Смогла ли бы подняться из пепла сама? – спросила тетя, обращаясь, то ли к Алисе, то ли к себе самой.

– Да, тётушка, судьба у тебя – не позавидуешь, – задумчиво произнесла Алиса. – Возможно, я, глядя на вас с папой, и решила: чем так жить, лучше сразу в дамки. Не стала бы я корки сухие грызть, как ты, моя героическая тётушка. И стоять на холодном ветру, кожу свою юную портить не стала бы. Поэтому, как только представился случай, продала себя подороже. Легла на шелковые простыни к спонсору, когда он меня позвал. И ела шоколад, и пила немеренно шампанское, и блевала я тоже, но черной икрой, в люксах лучших отелей столицы. Но теперь пить научилась умеренно, курить вообще скоро брошу. Есть у меня цель большая и светлая. Я поняла, что Виктор – птица редкая, высокого полета. Меня за глупышку держит, но я знаю больше, чем он думает. И не нужен мне молодой и прекрасный принц, а нужен мне старый и добрый король. Так-то, – озорно улыбнувшись, поцеловала свою тётушку в лоб Алиса. – Ну, колись, как ты удумала меня замуж отдать?

– Есть у меня план один. Правда, не мой план. Мои друзья давно предлагали мне реализовать его. Мы бы уже такими деньжищами ворочали – тебе, детка, и не снилось. Но дело грязное. Из-за денег я не стала бы этим заниматься. А за идею – стану. Во-первых, пришла пора долги отдать вот этой жирной кошке, – тётя потрясла газетой. – Во-вторых, судьбу твою устроить надо, долг отдать сестре. Приду к ней, она спросит: «Что ты сделала для моей девочки?», и у меня будет, что ответить!

– Не томи. Как собираешься реализовать свой план? – нетерпеливо спросила Алиса.

– Приезжают в Турцию наши жены олигархов поразвлечься и отдаться страстным бурным чувствам с молодыми горячими турецкими юношами. А мы – рядом, всё видим, всё знаем, и не только видим, но и снимаем на камеру. И потом делаем с этими курицами всё, что хотим. Вот такой план – в целом. А в деталях – позднее.

– Я сразу поняла. Только где гарантия, что наша курица полетит в Турцию, а не в Грецию, например?

– Установим слежку. Внедрим нашего человека в их дом. Есть у меня нужные связи для этого. Куда поедет она – туда и наш красавец-искуситель. А искусить эту суку легко, это я точно знаю. И на это дело никаких денег, поверь, не пожалею. Последнюю рубаху сниму. А вот потом, когда ей порнофильм продемонстрируем, в котором она главную роль исполняет, все деньги и отобьются. Она, чтобы откупиться, любую сумму будет готова заплатить. Только нет такого количества денег на всей Земле, чтобы от меня откупиться, – с таким дьявольским блеском в глазах сказала Нина, что Алисе стало страшно. – Мне ее деньги не нужны, я ее уничтожить хочу. Отнять у нее сына, как она отняла у меня, отнять мужа – хватит, пожила в свое удовольствие. А потом отнять жизнь. От такой жизни, какую я ей устрою, она сама откажется. Видит Бог, неспроста нас свела судьба, девочка, – сказала Нина, глядя куда-то вдаль, и глаза ее блестели лихорадочным, нездоровым блеском.

Она так крепко обняла Алису, что у той хрустнули ребра. Но Нина этого, кажется, даже не заметила. В мыслях она уже мстила, составляла и реализовывала свой зловещий план.

21

– Папа, я не понял, до президентских выборов еще очень долго. Почему же наш президент свой ролик крутит каждый день?