Через пару минут общими усилиями вытянули из каюты матрасы, одеяла, подушки и теплые вещи. Шли по цепочке – на ощупь. В густом тумане трудно было понять – плывем или стоим на месте.

Первыми в трюм стали спускаться мы с Аленкой. Дальше вниз полетели материальные ценности. После прямого попадания матрасов в наши спины и головы мы ускоренно приземлились, вернее припесочились.

Вдоволь накувыркавшись, я успела порадоваться, что нашего перемещения не видно из рулевой рубки. Заодно и предположила, что теперь вполне могла бы уснуть в каюте, невзирая на грохот и запах горюче-смазочных материалов.

Впрочем, долго отвлекаться на посторонние мысли не стала. Увязая в остатках песка, отправились на поиски машины. Цепочка распалась, каждый, с матрасом на плече, искал ее в своем направлении. Ну кто бы мог подумать, что площадь бункера такая огромная! Вскоре мне показалось, что я до конца своей жизни обречена нарезать по нему круги. Аукаться боялись. На воде слышимость идеальная. Зачем пугать вахтенных?

В конце концов перестала сопротивляться обстоятельствам – одной рукой с превеликим трудом стянула с себя куртку, постелила прямо на песок, сбросила на нее сложенный пополам изрядно надоевший матрас. Сверху уселась сама, мысленно объявив себе привал. Буквально рядом кто-то тихо чертыхнулся, следом послышался глухой удар и торжествующий шепот: «Йес!» Кто шипел, я не поняла, но можно было догадаться, что один из членов нашей компании набрел на машину. В два счета я подхватила матрас и, забыв про куртку, рванула на звуки.

«Не следовало так торопиться, – мелькнула запоздалая мысль. – Ну что стоило прошипеть в ответ что-нибудь оптимистичное? Обрадовать, так сказать, своим присутствием».

Машина оказалась в двух шагах от места моего привала. Я боднула матрасом в зад нагнувшуюся Наташку, которой приспичило выяснить, почему в салоне «Ставриды» не горит свет.

Она безропотно улеглась на переднем сиденье, выронив ключи. Непонятно, как подруга догадалась, что это происки именно моего матраса, и хотя сдавленным шепотом, но капитально затронула лично меня.

Естественно, я обиделась, швырнула матрас на машину и, вытянув вперед руки, как средство безопасности при случайном столкновении, отправилась налегке в туманную перспективу. Надеялась – за подушками.

Нашли меня не скоро. И то случайно. Устав шарахаться из стороны в сторону, естественно, без подушек, я уснула, скорчившись на какой-то корявой доске. Сквозь сон слышала, как меня зовут то по имени, то мамой, но не отзывалась. Снилось, что лежу на берегу реки, спрятавшись за корягой. Песок мокрый, холодный и пахнет соляркой. Хочется разогнуться, распрямиться, но не могу. Неудобно, но зато безопасно. С реки доносятся тихие призывные голоса невидимых русалок. Подумала, что они наверняка совсем озверели из-за ухудшения экологической обстановки. Так я и отозвалась! Нашли идиотку!

Но «идиотку» все-таки нашли, о чем Наталья меня и известила, предварительно пнув ногой в бок. Якобы споткнулась. Свыкнуться с мыслью, что она – не типичная представительница нечистой силы, мне не дали. Этому обстоятельству я порадовалась уже на ходу. Наталья ловко обвязала вокруг моей талии веревку и поволокла за собой, навешивая разные нелестные определения. Огрызаться спросонья как-то не хотелось.

За время моего отсутствия все трое, пользуясь Наташкиной смекалкой, основанной на бельевой веревке, которую она третий или четвертый год – точно уже и не вспомнишь – возит с собой на дачу, забывая вытащить, легко освоили невидимое в тумане пространство трюма. Решив отыскать меня в последнюю очередь, чтобы не путалась под ногами, перенесли оставшееся имущество, раскинули рядом с машиной на песке палатку и подготовили спальные места. Поиски моей личности утомили их окончательно. Едва добравшись до матрасов, троица моментально уснула.

А я уже выспалась. Как Штирлиц. Каких-нибудь пятнадцать, ну, может, чуть больше минут – и сна ни в одном глазу. Так и встретила рассвет, прислушиваясь к каждому шороху и печалясь, что не сумела осторожно выяснить у Вики кое-какие вопросы.

Несколько раз высовывалась из палатки. Было светло, но по-прежнему ничего не видно. Помнится, на «Александре Карягине» схожая ситуация меня жутко напугала. Сейчас же страха не ощущалось. Так, давило немного чувство одиночества.

Я все-таки выползла из палатки вместе со своей сумкой и уселась на нее прямо у входа. В голове царил «оливье» – весьма поднадоевшая салатная смесь, только из мыслей. Успела передумать массу тем. В том числе проработать вопросы, находящиеся в ведении Президента России. Периодически хваталась за родные тканевые стены, проверяя, на месте ли мы обе – я и палатка.

То, что увидела в дальнейшем, – поразило, и «оливье» исчез. Никогда не доводилось наблюдать воочию, как рассеивается туман. Уматывал он довольно лихо, но со злостью. Надеясь, что сплоченностью отстоит свои позиции.

Уже стало ясно, что палатка никуда не денется, так же, как и надстройка с рулевой рубкой. Это придало уверенности, и я отправилась в машину. Нечего мозолить глаза вахтенным. Хотя баржа и стояла, вахта не дремлет. Жаль, что не ношу часы. Чуть позже зайду поздороваться.

Сколько я сидела в машине, сказать трудно. Во всяком случае мне там изрядно надоело. Туман окончательно рассеялся, вовсю светило солнце, но мне показалось, что баржа не двигалась. Рассудив, что теперь-то уже вполне могу подняться наверх и чем-нибудь помочь Светлане, уверенно направилась к железному трапу.

На палубе никого не было. В одиночестве полюбовалась на все еще зеленые берега. Только кое-где, напоминая о реальном времени года, проглядывали желтизна и багрянец листьев. Удивилась близости берегов. Где-то слышала, что на Оке имеются узкие места, но видеть не доводилось.

На палубу так никто и не выглянул. Не мудрено. Все девять штатных единиц либо заняты делом, либо отдыхают после работы. Бездельников здесь не держат.

Подойдя к рулевой рубке, слегка озадачилась. Все стекла рубки были завешены чем-то темным, плотным – похоже на одеяла. Непонятно, но, наверное, так положено. Плывут по приборам, а окна завесили специально – чтобы не отвлекали живописные берега. Долго ли зазеваться и сесть на мель? Правда, мы стоим, но… В общем, не мое это дело.

Прислушавшись, поняла, что рубка обитаема. Оттуда доносился тихий разговор. Немного поколебалась и постучала. Разговор вмиг утих, дверь открылась, и на меня уставилось озадаченное лицо первого штурмана. Буквально на секунду, поскольку взгляд штурмана мгновенно переместился на береговые просторы. Глаза вылезли из орбит, а щеки надулись, словно в намерении сдуть прекрасное творение природы. На мое «Доброе утро!» он ответил неадекватно: «Ох, ё-мое!..», если перевести на цензурный язык.

В дальнейшем о моем присутствии на время забыли. В считанные секунды одеяла были сорваны, а с маленького складного столика, приставленного к обшарпанному, драному дивану, сметены игральные карты и вместе со сложенным столиком спрятаны под этот самый диван. Пара непонятных команд по переговорному устройству, и сухогруз тронулся в путь.