бы догадалась, но чёрта с два она угадала, если подумала, что застала меня на месте преступления и я сознаюсь. Чёрта с два получит преимущество.

— Оксан, я платье пошла застирать, — выдохнула я. — Оболенский нечаянно облил меня кофе. И пошёл следом извиняться. Грёбаная защёлка уже была сломана, а дверь открыта, — врала я так, словно всю жизнь только этим и занималась.

Оксанка замерла, а потом в её лице что-то поменялось: нахмуренное, надменное, оно вдруг разгладилось, успокоилось, как море после шторма.

— А что ты вообще здесь делала? — спросила она без вызова в голосе.

— Про работу пришла спросить. Откуда мне было знать, что тут Оболенский.

Не спрашивай — и тебе не соврут.

Она убрала в карман чёртов блокнот.

— Моя мать водила тебя к гинекологу, да? Тёть Катя сказала ты девственница.

— Она всем кому не лень это рассказывает? — возмутилась я.

Оксанка вздохнула:

— Он твой первый парень да, Захар?

— Да, — коротко кивнула я.

— Понимаю, — сочувственно поджала губы Оксанка. — В общем, Лёха сказал, Захар, походу, связан с какой-то группировкой или бандой, короче, с какими-то людьми, с которыми лучше не связываться. И Оболенский бы не стал. С ним кто-то потолковал насчёт Захара, поэтому он скрипел зубами, но не вмешивался.

— С какими людьми? Чем они занимаются? Во что не вмешивался? — засыпала я её вопросами, когда она замолчала.

— Я не знаю.

Блядь, тупая сука!

— Так узнай. Нет! Я сама узнаю. Возьми меня с собой на свидание с братом.

— Ладно, — пожала она плечами. — Заказывать что-нибудь будешь?

Я мотнула головой. Оксанка встала.

— Пойду работать.

Я потянулась за сумочкой, но остановилась, посмотрела на неё.

— А зачем ты ходила к гинекологу?

— На аборт.

Что? Я дёрнулась, словно меня прострелило, да так и замерла, сгорбившись.

— Насть, с тобой все в порядке? — нагнулась Оксанка.

С-с-су-у-ка, Урод! Он же кончил в меня. Он же… был без резинки. Вот мудак!

Я выдохнула.

— Всё нормально, — схватилась я за спину. — Кольнуло в боку. Пойду. Поздно уже. — Я встала, но снова остановилась. — А Гринёв знает? Что ты сделала аборт?

Она покачала головой. С грустью. С горечью.

Я потянулась, чтобы её обнять. Прижала к себе. Погладила по спине.

— Я ему не скажу. Ты же моя подруга.

И побежала домой.

Глава 41

Я так торопилась, что, отмыкая дверь, даже не поняла, что не так.

Мудак! Он не просто меня трахнул. Не просто в меня кончил. Он меня ещё и подставил.

Выполоскав из себя сперму Урода несколькими спринцовками с кислым раствором, что, конечно, уже было бесполезно, но хоть так, я стояла под душем и считала, когда у меня были последние месячные, когда вдруг поняла, что не так.

Скрип.

Когда я открыла свою дверь, соседская скрипнула, приоткрывшись, видимо, сквозняком. Но наша соседка никогда не оставляла дверь открытой. Никогда.

Я наскоро вытерлась, натянула штаны, футболку, кофту и вышла на лестничную клетку.

— Мария Кирилловна! — постучала я скорее для приличия: дверь в её квартиру действительно была приоткрыта. — Мария Кирилловна! Простите, что поздно.

Я толкнула обитое дерматином полотно, петли истошно заскрипели.

— Мария Ки… О, господи!

Я в ужасе прижала руку ко рту, чтобы не закричать.

Старушка лежала на полу.

Я кинулась к ней, пощупала пульс. И уже вызвала Скорую, когда она застонала.

Я содрала с себя кофту, положила ей под голову.

— Мария Кирилловна, что случилось?

— Ничего не помню. Темнота, — слабо шевельнула она рукой.

— А Захара? Захара помните? Ну того парня, с которым вы меня сегодня видели, — высказала я страшное и первое предположение, что пришло мне в голову.

— Да, Захар. Он приходил, — просипела она.

Я похолодела сильнее, чем её рука, глядя на струйку крови, что вытекла из её носа.

— Вы сказали, он хромал? А давно это было?

— Холодно, — сказала она. — Я было метнулась, чтобы её чем-нибудь укрыть, но она остановила меня за руку. — Было холодно. И дождь. Шёл дождь. И листья…

— Листья? Только распускались?

Она мотнула головой:

— Жёлтые.

— Осень? Была осень?

— Он предложил смазать петли, чтобы не скрипели.

Я замерла в ужасе. Её голова бессильно упала на бок.

— Мария Кирилловна! Мария Кирилловна!

Но я трясла её напрасно.

Скорая констатировала смерть и не стала забирать тело.

Пришёл участковый, опергруппа, следователь, приехала её дочь с мужем, санитары с чёрным пакетом.

В мою дверь позвонили около полуночи.

Я посмотрела в глазок и, подавив желание не открывать, распахнула дверь.

— Захар?

Он стоял, держась за косяк. Весь в крови.

Глава 42

— О, господи! Захар!

И я, что собиралась с порога наброситься на него с вопросами, молча помогла ему зайти.

Уложила на кровать. Метнулась к телефону, чтобы вызвать Скорую, уже вторую за сегодняшний день. Но он упрямо покачал головой.

— Настя, нет.

Тазик с тёплой водой. Полоща в нём полотенце, я стирала с лица Захара кровь. Другое полотенце, со льдом лежало у него на животе.

С лицом всё было более-менее: просто разбита бровь. А вот на животе и спине живого места не было. Синяки. Ушибы. Кровоподтёки. Наверно, сломано ребро. Может, не одно.

Он кряхтел, кривился, когда я снимала с него грязную одежду, но от больницы всё равно отказался.

— Ерунда. Заживёт, — отнекивался он.

И я должна была спросить. Не могла не спросить. Хотя и я знала, что он не ответит.

— Кто тебя?

— Да так, старые друзья. Ерунда, не бери в голову.

— Угу, — кивнула я. — Мне надо что-нибудь о них знать? О твоих старых друзьях?

— Нет. Мы все решили, — глядя на меня, слабо